Строптивые фавориты

Мари решила немедленно бежать в Испанию и бросилась к епископу Дешо, который снабдил ее рекомендательным письмом к племяннику (сам Дешо по происхождению был баском) и деньгами. В тот же вечер она переоделась в мужской костюм и покинула свой дом в сопровождении двух слуг. Поездка верхом оказалась весьма изматывающей, но тут Мари добралась до замка де Ларошфуко, который оказал ей всяческую помощь, прежде всего предоставил карету, запряженную четверкой лошадей, и спутников, сопроводивших ее до границы. Впоследствии для облегчения пересечения границы ей вновь пришлось передвигаться верхом в мужском костюме. Это приключение в жизни Мари обросло множеством легенд, причем трудно сказать, имели ли они место в действительности. По причине ежемесячного женского недомогания седло Мари оказалось запачканным кровью, но она находчиво солгала сопровождавшему о незажившей еще после дуэли ране. Наиболее пикантен рассказ о служанке, положившей глаз на пригожего молодого всадника и активно домогавшейся его любви. Именно к этому периоду Александр Дюма приурочил ее случайную встречу с Атосом в деревушке у Пиренеев и зачатие Рауля де Бражелона (правда, с некоторой натяжкой по датам, но ведь никто не оспаривает права писателя на изрядную порцию художественного вымысла).

Было назначено расследование ее побега, проведенное, впрочем, весьма халатно. Де Ларошфуко заключили в Бастилию, где он ничуть не скучал, учитывая собравшееся там изысканное общество врагов кардинала, включая де Бассомпьера, де Шатонёфа и даже камердинера королевы Лапорта. Через неделю де Ларошфуко освободили.

Примечательно, что Анна Австрийская с середины августа 1637 года сочла себя обязанной вторить королю и осуждать беглянку. В письме Ришелье от 12 сентября 1637 года Людовик повествует:

«Я сопроводил королеву на охоту, где было убито пять волков и один лис. Я рассказал ей о выходке мадам де Шеврёз, которую она нашла весьма странной, сказав, что только безумная могла выкинуть подобный номер».

Как утверждают историки, Анна Австрийская начала осознавать себя француженкой и перестала сочувствовать испанцам. Мари же из Испании написала кардиналу письмо, что ее опрометчивый поступок является результатом недоразумения, она, мол, считала, что ее хотят сгубить, хотя полностью невиновна. Ее задел сухой ответ кардинала: «Мы не даем ответов в Испанию».

Надо помнить, что оба королевства пребывали в состоянии войны.

На чужбине

Король Филипп IV встретил ее с почестями, достойными близкой подруги его сестры, предоставил карету, запряженную шестеркой, но в своем дворце не поселил, хотя того требовал ее ранг принцессы. Он явно опасался, как бы герцогиня не занялась политическими интригами в его собственной стране, и отказал ей в просьбе назначить ее фрейлиной королевы Елизаветы, сестры Людовика XIII. Мари быстро надоел жесточайший, наводящий тоску испанский этикет и пришло понимание, что надо поскорее убираться отсюда. Она предусмотрительно послала во Францию письмо с курьером, что «не брала на себя никаких обязательств в Испании», отказалась от предложенных ей денег и говорила о своей стране исключительно в самых безупречных выражениях. В начале следующего года, к явному облегчению Филиппа IV, она отплыла в Англию.

Герцогиня прибыла в Портсмут 25 апреля 1638 года, причем там ее встретили все три бывших любовника: Холленд, Монтегю и Крафт. История умалчивает, с кем из них она обрела утешение. В Лондоне ее с радостью приняли король Карл I и его супруга Генриэтта-Мария, которая пожаловала ей право сидеть в своем присутствии – милость, даруемая при английском дворе лишь в исключительных случаях. Мари на некоторое время погрузилась в водоворот празднеств, по которым так истосковалась. Правда, герцогиня испытывала нужду в средствах и исхитрялась, как могла: заложила свои драгоценности, которые доверила де Ларошфуко, заняла денег у короля, пыталась стребовать что-то с мужа, но тот сам страдал от отчаянного безденежья. Тем временем во Франции происходили примечательные события: Анна Австрийская вновь была беременна, и вместо ожидаемого очередного выкидыша произвела на свет здорового мальчика, будущего Людовика XIV. Положение Гастона, этого вечного интригана, теперь стало менее устойчивым, а перспективы и вовсе зыбкими.