19 мая 1636 года Людовик XIII объявил войну Испании. Теперь все поступки Мари и Анны Австрийской подпадали под категорию разведывательной деятельности в пользу врага. Они вели переписку через созданную ими сеть агентов, в которую входил тот же де Ларошфуко, но он был далеко не единственным. Камердинер королевы Лапорт в течение четырех лет исполнял всю черную работу по осуществлению этой переписки. Он на законном основании снимал комнатку в парижском особняке герцогини де Шеврёз, где в нише стены одного из помещений, прикрытой хорошо пригнанным куском штукатурки, хранился целый склад писчих принадлежностей, включая симпатические чернила и тому подобное. Лапорт шифровал и дешифровал письма, следил за их отправлением и получением, передавал письма королевы английскому резиденту в Париже, переправлявшему их своему коллеге Жербье в Брюсселе. Как утверждают историки, герцогиня де Шеврёз действовала крайне необдуманно и легкомысленно, побуждаемая исключительно личной ненавистью и чувством уязвленного достоинства. Биографы обычно привносят в ее жизнеописания романтическую нотку, утверждая, что для Мари свобода имела первостепенное значение, возможно, оттесняя на второе место даже любовь. Поражает лишь легковерие двух женщин, совершенно уверенных в том, что ни король, ни кардинал ничего не подозревали об их тайных сношениях.
Но было перехвачено письмо королевы к Мирабелю, бывшему послу Испании в Париже, теперь переведенному в Брюссель. Далее арестовали Лапорта, и у него нашли письмо мадам де Шеврёз, подтверждавшее ее соучастие. Затем провели обыск в монастыре Порт-Ройяль, через который также шла переписка и где королева встречалась с герцогиней. Лапорт был заключен в Бастилию, настоятельница допрошена с пристрастием, оба хранили молчание. Во время обыска у королевы были найдены письма от испанского посла в Брюсселе. Анне Австрийской пришлось признаться в содеянном и под диктовку написать признание с клятвой более не возобновлять свою пагубную деятельность. Бумагу показали королю, его величество написал внизу, что ознакомился с содержанием и дарует супруге свое полнейшее прощение, но не желает, чтобы «она встречалась с Крафтом и прочими посланниками г-жи де Шеврёз».
События в Париже возбудили у Мари глубокое беспокойство. Она не знала, что же точно происходит в столице, но чувствовала, что обстоятельства складываются для нее самым неблагоприятным образом, и подумывала о побеге в Англию, где, как полагала, у нее много друзей. Ее умолял последовать туда влюбленный в нее Крафт. Тем временем кардинал ломал голову, каким образом утихомирить эту неугомонную заговорщицу и помешать ее побегу, ибо в отечестве она была менее опасна, нежели за границей. Зная об огромных долгах герцогини, Ришелье предложил ей деньги на их уплату. Мари сначала отказалась, но позднее согласилась принять их «в виде займа», который, естественно, и не собиралась возвращать. Для того чтобы выведать намерения герцогини, Ришелье послал в Тур двух прелатов, аббатов дю Дора и де Сен-Мара, с заданием допросить ее. Мари поначалу все отрицала, но пронырливых служителей церкви было трудно обвести вокруг пальца. Дю Дора пришел к следующему выводу:
– Сия дама суть величайший враг, каковой существует и каковой наиболее вредоносен.
Между королевой и Мари существовала договоренность, что, в случае какого-либо важного события, она должна была получить из Парижа часослов. Книга в красном переплете свидетельствовала о неминуемой опасности, в зеленом – что гроза миновала. Из столицы прибыл часослов в красном переплете и тревожное письмо королевы, сообщавшее, что утром 6 сентября Мари будет арестована и надобно немедленно спасаться бегством. Потом оказалось, что никакого приказа об аресте не существовало. Предполагается, что королева осознала, насколько сильно желание Людовика, чтобы она порвала связи с герцогиней, и предпочла, чтобы та покинула королевство.