СТРУКТУРЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ: возможное и невозможное

Такой же была трагедия евреев из Центральной Европы, изгнанных в 1744 г. из Чехии, а в 1772 г-из Польши и бежавших от преследования. В 1734 г. их было в Англии 5 или 6 тыс., а в 1800 г — 20 тыс. в одном только Лондоне. Против них бывали обращены самые безобразные проявления народного гнева. Попытки синагог остановить эту шедшую через Голландию опасную иммиграцию оказались бесполезны. А что могли делать эти несчастные потом? Местные евреи им помогали, но они не могли ни удалить иммигрантов с острова, ни обеспечить их существование. Лондонские гильдии евреев не принимали, отталкивая их. И по необходимости они становились старьевщиками, скупщиками металлолома, с криком бродившими по дворам, иногда с дрянной старой повозкой; они делались мошенниками, грабителями, скупщиками краденого. Их запоздалые успехи в качестве профессиональных боксеров и даже изобретателей бокса «по-научному» не восстановили репутацию евреев, хотя знаменитый чемпион Даниэль Мендоса создал целую школу¹⁴⁰.

И, по правде говоря, именно отправляясь от этого «нижнего этажа» бедноты, можно понять драму Лондона, кишевшую в нем преступность, его «дно», его трудное биологическое существование. Однако скажу, что с замощением улиц, с созданием водопровода, введением строительного контроля и успехами городского освещения материальное положение в общем улучшилось, как то было и в Париже.

Что сказать в заключение? Что Лондон наряду с Парижем был хорошим примером того, чем могла быть столица времен Старого порядка: блеск, расплачиваться за который приходилось другим, скопление немногих избранных, многочисленных слуг и нищих, которые тем не менее были связаны друг с другом определенной общей судьбой [обитателей] крупной городской агломерации.

Какой общей судьбой? Например, невероятной грязью улиц, чье зловоние было так же хорошо известно большому барину, как и простолюдину. Конечно же, создавала эту грязь и зловоние масса простонародья, но отражались они на всех. Вполне вероятно, что в самый разгар XVIII в. многие деревни были относительно менее грязны, чем крупные города, так что позволительно представлять себе средневековый город более приятным для жизни и более чистым, нежели они, как то предлагает Л. Мамфорд¹⁴¹. Средневековый город не сгибался под бременем численности, бывшей одновременно и славой и бедой больших городов, он был широко открыт для своей сельской местности; воду свою он находил внутри городских укреплений и не должен был далеко ее искать. Действительно, огромный город не мог разрешить непрестанно возраставшие задачи и в первую очередь — обеспечить свою элементарную чистоту: приоритет принадлежал вопросам безопасности, борьбы с пожарами и наводнениями, снабжения продовольствием, организации полиции. Да кроме того, если бы такой город и пожелал это сделать, у него не было бы к тому средств. И самые худшие позорные материальные явления оставались правилом.

Все проистекало из численности, из слишком большого количества людей. Но большой город притягивал их. Каждый человек по-своему получал какие-то крохи от его паразитического существования и был в нем получающей стороной. Что в таких привилегированных городах всегда можно было подобрать эти крохи, свидетельствует самый их уголовный мир: он неминуемо собирался в наиболее славных из них. Колхаун сетовал в 1798 г.: «Положение… совершенно изменилось после свержения прежнего французского правительства. Все жулики и злодеи, кои до того времени стекались в Париж со всей Европы, рассматривают [отныне] Лондон как главное место сборища, как арену, где они с наибольшей выгодой могут применять свои таланты и упражняться в воровстве». Париж был разорен, и крысы бежали с корабля. «Незнание ими английского языка, которое было для нас защитой… более не представляет преграды: язык наш никогда не пользовался столь всеобщим распространением и никогда в этой стране не было столь обычным употребление французского языка, особенно среди молодых»¹⁴².

УРБАНИЗАЦИЯ — ПРЕДВЕСТИЕ ПОЯВЛЕНИЯ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА

Нет речи о том, чтобы присоединяться к грустящему консерватору, каким был Колхаун. У огромных городов были свои пороки и свои заслуги. Повторяю: они создали современное государство в такой же мере, в какой [сами] были созданы им. Под их воздействием росли национальные рынки и сами нации. Эти города находились в центре капиталистического развития и той современной цивилизации в Европе, в которую каждый день добавял все новые и новые краски. Для историка большие города — это прежде всего великолепный «тест» для анализа развития Европы и прочих континентов. Надлежащим образом интерпретировать этот тест — означает расчистить место общему взгляду на всю историю материальной жизни и выйти за ее обычные рамки.