Сцены из провинциальной жизни

Самая лучшая вещь в кладовке — книжный пресс. Он сделан из железа, и такой тяжелый и массивный, как колесо локомотива. Он убеждает брата положить руки под пресс, а потом поворачивает большой винт, пока руки брата не оказываются зажатыми, так что он не может их вытащить. После этого они меняются местами, и брат проделывает то же самое с ним.

Еще один-два поворота винта, думает он, и кости будут раздроблены. Что же заставляет их остановиться, их обоих?

В первые месяцы их жизни в Вустере их пригласили на одну из ферм, которые поставляли фрукты компании «Стэндард кэннерз». Пока взрослые пили чай, они с братом бродили по двору. Там они увидели механическую мельницу для кукурузы. Он уговорил брата сунуть руку туда, куда бросают початки, а потом повернул ручку. За миг до того, как остановиться, он почувствовал, как тонкие косточки пальцев брата поддаются, и зубцы их ломают. Брат стоял с рукой, попавшей в машину, бледный от боли как полотно, и взгляд у него был изумленный и вопрошающий. Хозяева отвезли их в больницу, где доктор ампутировал ему средний палец левой руки. Какое-то время брат ходил с забинтованной кистью, и рука у него была на перевязи, потом он носил черный кожаный чехольчик на обрубке. Ему было шесть. Хотя никто не притворялся, будто палец снова вырастет, он не жаловался.

Он так и не извинился перед братом, и его никогда не упрекали за то, что он сделал. И тем не менее это воспоминание лежит на нем тяжким бременем — воспоминание о мягком сопротивлении плоти и кости.

— По крайней мере ты можешь гордиться тем, что в твоем роду есть человек, который что-то сделал в жизни, что-то оставил после себя, — говорит мать.

— Ты сказала, что он был ужасный старик. Сказала, он был жестокий.

— Да, но он что-то сделал в своей жизни.

На фотографии в спальне тети Энни у Бальтазара дю Бьеля мрачный пристальный взгляд и плотно сжатый желчный рот. Жена рядом с ним выглядит усталой и сердитой. Бальтазар дю Бьель познакомился с ней, дочерью другого миссионера, когда приехал в Африку обращать язычников. Позже, отправившись в Америку проповедовать Евангелие, он взял с собой ее и их троих детей. Когда они плыли по Миссисипи на колесном пароходе, кто-то дал его дочери Энни яблоко, а она принесла ему показать. Он выпорол ее за то, что она разговаривала с незнакомцем. Вот несколько фактов, которые он знает о Бальтазаре, плюс еще то, что написано в нелепой красной книге, экземпляров которой в мире намного больше, чем требуется этому миру.

Трое детей Бальтазара — это Энни, Луиза (мать его матери) и Альберт, который фигурирует на фотографиях в спальне тети Энни: мальчик в матросском костюме с испуганным видом. Теперь Альберт стал дядей Альбертом, это сгорбленный старик, рыхлый и белый, как гриб, он все время трясется, и его нужно поддерживать при ходьбе. Дядя Альберт никогда в жизни не имел приличного жалованья. Он писал книги и рассказы, а на работу ходила его жена.

Он спрашивает маму о книгах дяди Альберта. Когда-то давно она читала одну, говорит она, но не может вспомнить.

— Они ужасно старомодны. Люди уже не читают таких книг.

Он находит в кладовке две книги дяди Альберта, напечатанные на такой же плотной бумаге, как «Ewige Genesing», только переплет коричневый — такого же цвета, как скамьи на железнодорожных станциях. Одна книга называется «Каин», вторая — «Die Misdade van die vaders» («Преступления отцов»).

— Можно их взять? — спрашивает он маму.

— Уверена, что можно, — отвечает она. — Никто их не хватится.

Он пытается читать «Die Misdade van die vaders». Но одолевает всего десять страниц — она тоже скучная.

«Ты должен любить свою маму и быть ей опорой». Он размышляет над словами тети Энни. Любовь — слово, которое он произносит с отвращением. Даже его мать отучилась говорить ему «я тебя люблю», хотя время от времени у нее вырывается «любовь моя», когда она желает ему доброй ночи.

Он не видит никакого смысла в любви. Когда мужчины и женщины целуются в фильмах и на заднем плане тихо и сладко играют скрипки, он корчится на своем сиденье. Он клянется, что никогда не будет таким — мягким, слащавым.

Он не позволяет себя целовать, делая исключение лишь для сестер отца, потому что у них так принято. Поцелуями он частично расплачивается за пребывание на ферме: быстрое прикосновение губ к их губам, которые, к счастью, всегда сухие. В семье его матери не целуются. И он не видел, чтобы мать и отец целовались по-настоящему. Порой в присутствии других людей, когда им по какой-то причине нужно притвориться, отец целует мать в щеку. Она с сердитым видом неохотно подставляет ему щеку, словно ее принуждают, он целует ее быстро, нервно.