Студент (СИ)

Я не осмелился сказать Миле, что тоже решил уехать. Мое решение сложилось окончательно, и я знал, что оно не изменится, но откладывал разговор об этом на потом.

Нелепость ситуации сбивала меня с толку, но после нашего откровенного объяснения с ней я не нашел в себе смелости - вот так просто взять и сказать, что все, мол, хорошо, но ты меня прости, я уезжаю.

Утром следующего дня я пошел к Юрке. Наталия Дмитриевна как всегда встретила меня заговорческим шепотом:

- Вчера целый день сидел дома. Хоть бы погулять вышел... И сегодня позавтракал и опять в своей комнате один как сыч сидит... И Алик не заходит. Вот, хорошо, ты пришел... Иди, иди к нему.

И Наталия Дмитриевна тихо уплыла на кухню.

Юрка лежал на кровати и читал "Бегущую по волнам" Александра Грина.

- А, это ты, - лениво произнес Юрка.

- Тоскуешь по романтике и благородству? - усмехнулся я.

- И по девушке, скользящей по волнам, - мечтательно добавил Юрка. - Ты знаешь, если любить, то чтобы любовь была настоящая. Чтобы она тебя полюбила не за внешность и не за какие-то твои успехи, а просто за то, что ты есть, чтобы не оставила в беде и ...

- "в горе и в радости, в богатстве и в нищете, в здравии и в болезни..." Ну и т.д. "пока смерть не разлучит нас", - продолжил я, перебив Юрку.

- Шутишь? - покосился на меня Юрка.

- Какие шутки? - сделал я серьезное лицо. - Это "Брачный Завет". - Ладно, хватит страдать. Пошли к Ляксе, пока он дома, а то собирается уходить.

Юрка быстро оделся, и мы спустились к Алику.

Алик сидел в кресле с закрытыми глазами и слушал Первый концерт Чайковского в исполнении симфонического оркестра.

Радио орало на всю громкость, и мы с Юркой смогли войти только потому, что дверь оставалась открытой. Хотя входные двери у нас почти никто не запирал, разве что на ночь, да и то на крючки или хлипкие английские накладные замки.

Юрка подошел к черной тарелке радиорепродуктора и сделал звук потише. Лякса открыл глаза, непонимающе похлопал ресницами и уважительно сказал:

- Ван Клиберн.

Ван Клиберн недавно стал лауреатом Международного конкурса скрипачей и пианистов имени Чайковского, и вся страна вдруг полюбила этого американского парня так, как не любила ни одного русского.

- Куда собрались? - спросил Алик.

- Видишь, к тебе пришли, - сказал Юрка.

- А чего вчера не зашел?

- Александра Грина читал. "Бегущую по волнам", ответил я за Юрку.

- Про Биче, Дейзи и Фрези? - усмехнулся Алик. - Фэнтези и сплошная романтика.

- И что здесь смешного? - вскинулся Юрка. - Пусть фэнтези. Люди, лишенные фантазии и поэтического отношения к жизни, - однобоки... Вот романтическая Дэйзи ушла от рассудительного и прогматичного Тоббогана к Гарвею.

- Мир романтики всегда манит, но не забывай про грубую реальность, в которой приходится жить, - жестко сказал Алик.

- А ты не забывай, что романтиков окрыляет мечта и ожидание счастья. Ради этого они совершают поступки, которые может быть, кажутся бессмысленными, но которые потом и приносят настоящее счастье.

Юрка проговорил это пылко и страстно, словно посягали на что-то для него святое.

- Насчет настоящего счастья не знаю, - примирительно сказал Алик. - Я тоже Грина люблю, но он расслабляет. Да и ты лучше почитай Хэма.

- А еще лучше, если ты займешься зубрёжкой физики и математики, - заключил Алик.

Юрка сразу нахохлился как воробей в февральскую стужу.

- Да все у меня с математикой и с физикой в ажуре, - пробурчал он.

- Парни, - наконец, произнес я. - Я, наверно, тоже уеду.

Юрка с Ляксой переглянулись.

- А ты куда? - в один голос произнесли Юрка с Ляксой.

- В Ленинград. Переведусь в ЛГУ или в Герценовку. Куда возьмут. На ИнЯз.

- А ты с чего решил? - спросил Лякса.

- Меня Зыцерь уговорил. Считает, что мне, как он сказал, нужно повариться в котле большого города. Он решил, что я могу стать писателем. Я не уверен, но к писательству меня тянет.

- Чувак, - искренне поддержал Юрка. - Мы с Ляксой читали твои рассказы. Нет слов. Клево. Лякса сказал, что это уже не детский лепет, а Ляксе можно верить. Он не врет. И потом, если сам Зыцерь оценил, то какие сомнения?.. За это нужно выпить.

- Пошли в погребок на Ленинскую, - предложил Лякса. - У меня четвертной. У кого еще сколько?

У меня нашлось две десятки, а Юрка пошел для кучи просить у матери.

На Ленинской, как всегда в будние дни, было малолюдно. Домохозяйки, да пацаны. Домохозяйки с сумками и авоськами выползали из своих жилищ, чтобы закупить продукты для готовки в гастрономе и овощном магазине, где всегда стоял запах квашеной капусты, селедки и подвальной затхлости овощной базы. Лица домохозяек всегда выглядели серьезными и сосредоточенными.

У кинотеатра "Победа" толкалась и шумела мелкая пацанва, а на ступеньках кинотеатра сидели подростки.

- Может, в кино? - предложил Лякса.

- А на что? - отмахнулся Юрка. - "Летят журавли" мы смотрели, "Ночи Кабирии" только на вечерний сеанс.

- Володь, ты смотрел? - повернулся ко мне Юрка.

- А как же! Два раза, - сказал я.

- Ну, тогда проехали. Вон афиша: "Дорогой мой человек". Скоро. И "Добровольцы". Тоже скоро. Разве что на "Старика Хоттабыча", с детишками, - засмеялся Юрка.