Ступая по шёлку

— Младенец внутри тебя не больше фасолины, Айола. Если Главная Богиня будет благосклонна к нему… к нам, то он будет расти, и вместе с ним и твой живот, пока не придёт время рожать, и ты не разрешишься от бремени…

— Внутри меня младенец, подобный фасолине?! Какой же наследник из фасоли?

— Позже у него вырастут руки, ноги, всё, что полагается иметь человеку, Царица. Тебе не рассказывали ничего?

— Нет, кормилица рассказывает подобные вещи после совершения брака, до этого девушке нельзя обладать такими знаниями.

— Твоё чрево понесло, Царица, и сейчас, после того как ты поешь, но не через силу, чтобы не стало нехорошо… ты отправишься в храм Главной Богини, чтобы Верховная Жрица сказала твою и мою судьбу. Это всё, что тебе нужно знать сейчас.

— Она будет говорить со мной?

— Возможно, да, а возможно, нет, никто не может сказать заранее.

— Откуда мальчик знает, что Верховная Жрица ждёт меня?

— Это все знают, с ночи в Храме молятся за судьбу Царицы и наследника.

Горотеон смотрел, как Царицу Дальних Земель одевают в тёмное платье с широким поясом, украшенным лишь вышивкой в цвет этого же платья. Нижние платья были белые, как никогда, простого кроя, жемчуг не стали вплетать Айоле в волосы, а просто прикрыли их такой же темной мантильей, надев поверх корону, которая впилась в голову. Обувь ей принесли так же без вышивки и украшений, как и плащ с широким шапероном.

— Я люблю тебя, жена моя, — Горотеон сказал это тихо и проводил младшую дочь Короля до дверей дворца, дальше Царица прошла одна по дороге из шёлка. Только всадники стояли на протяжении её пути, ни единой живой души не было вокруг, казалось, даже птицы и городское зверье — кошки или крысы, — были напуганы песнями жриц Главной Богини, что лились из дверей храма на площадь и по улицам города.

Студёный и промозглый храм плохо освещался и был страшен для привыкшей к светлым храмам своей страны младшей дочери Короля. Вспыхнувшие свечи у подножья самой Главной Богини указали ей дорогу, жрицы издавали протяжные стоны и крики, похожие на карканье и агонию умирающих. Главная Богиня смотрела свысока, её протянутая вниз рука, в которой могла легко поместиться девушка, приводила в трепет.

Айола остановилась у руки с выемкой для крови невинного животного и не знала, что делать дальше. Жрицы продолжали петь, свечи загорались ярче, словно кто-то добавлял им огонь, никогда прежде Айола не видела такого пламени на свечах, столбы пламени вырывались высоко, к потолку храма. Так, что стали видны своды со страшным изображением лика Главной Богини, она взирала на Айолу с презрением, грозя раздавить её своей рукой. Неясный звук отвлёк девушку, обернувшись, она увидела, что прямо на неё идёт коза, как в день бракосочетания, но дальше стоял молодой бычок и недовольно качал головой и отрывисто мычал. Коза уткнулась в ноги Царице и застыла. Свечи разгорались так высоко, что казалось, уже лижут своды, что были многим больше роста Айолы, пение переросло в визг, от которого поднимался горький комок к горлу.

Коза, замерев, упала, младшая дочь Короля, переступив через бедное животное, даже не повернув голову на него, подошла к бычку и толкнула его в сторону руки Главной Богини. Бычок недовольно мотнул головой, но не сдвинулся с места. Айола ещё раз толкнула его, бычок не двигался, подобно камню он застыл и смотрел на Айолу, свою убийцу, а младшая дочь Короля видела своё отражение в огромных слезящихся глазах бычка. Ужас обуял младшую дочь Короля, но, схватившись рукой за верёвку на шее, она отвела бычка к каменной ладони и, нащупав огромную горячую вену на шее его, воткнула туда нож и с силой провела. Она чувствовала на лице своём кровь, вперемешку со слезами, бычок дёрнулся несколько раз, так, что Айола еле удержала его, а падая прямо в каменную руку Главной Богини, он потянул за собой и младшую дочь Короля. Кровь всё же попала в нужное русло и потекла.

Всё платье, лицо и руки Айолы были в тёплой крови, когда она смотрела в мутнеющий глаз дёргающегося животного и видела своё отражение. Она молила своих богов простить её и помочь, покрыть сенью благоденствия её ребёнка, что носит она в чреве своём, и отца его.

— Вставай, девушка, — Айола вздрогнула, голос был старческий, скрипучий, когда младшая дочь Короля отвела глаза от мутнеющего взгляда бычка, она увидела старуху в одеяниях Верховной Жрицы. Жрица была так стара, что казалось, земля давно должна была забрать её тело, но взгляд её был ясен, как солнце в ясный день. В нём читался ум молодой женщины, полной сил. — Вставай, твои боги не помогут тебе в этом храме.

Младшая дочь Короля поднялась, почувствовав, как от крови прилипло платье к животу и ногам, её мутило от вида крови. Свечи стали гаснуть, и фитили горели так, как это и должно быть, жрицы замолчали, и Айола шла за шаркающей Верховной Жрицей, пока та не остановилась и не впилась ясным взглядом в лицо младшей дочери Короля.