Ступая по шёлку

Глаза одной были опущены в покорности, она была готова принять свою судьбу, как это и подобает юной деве, и вторая — чьи глаза сверкали невиданным оттенком фиолетового. Никогда ранее Царь Дальних Земель не видел подобных глаз. Линариумские девы были стройны и гибки, у многих волосы были подобны льну, но глаза их были светлы, светлее неба в ясный день, глаза же Айолы меняли цвет от светло-синего — цвета цветка льна, — до тёмно-фиолетового.

— Неееееееет! — услышал он пронзительное, женское, граничащее с отчаянием.

Она не выбирала Горотеона — Царя Дальних Земель, — и выходила на совет старейшин, она проклинала его и Земли его, но отказывалась принять судьбу, уготованную её сестре богами. Грудь под нижним платьем вздымалась, глаза смотрели с вызовом, она не покорилась ни отцу своему, ни Царю Дальних Земель, ни судьбе сестры своей.

— Я всё увидел, — он встал и стремительно вышел.

— Неужели сердце твоё не дрогнуло от слез юной Эфталии? Она красива и воспитана, как Королева.

— Сердце твоё становится слабо, Берен.

— Это так, Царь.

— Тебе не следует опасаться за судьбу Эфталии, Царица позаботится о ней.

— Царица?

— Царица Дальних Земель, Айола, Истинная Королева.

— Возможно, следует ещё подумать… она юна.

— Я увидел достаточно, чтобы принять решение. До рассвета мы отправляемся, я не могу оставаться более под крышей дома будущей жены своей.

— Да, мой Царь, — Берен прошёл до покоев, в которых останавливался Горотеон, и остался в задумчивости у дверей их.

Горотеон, выросший на глазах его, был скор на решения и не всегда слушал судьбу свою, идя наперекор словам Верховной Жрицы, порой обманывая эту судьбу, но чаще — сталкиваясь с неизбежностью.

Была ли юная Айола судьбой Царя Дальних Земель, ведала лишь Главная Богиня, но даже если бы она указала обратное устами Верховной Жрицы — судьба младшей дочери Короля была решена.

— Берен, как доехала принцесса Линариума до ступеней дворца моего?

— Она была молчалива и бледна, но следов слёз не было на лице её.

— Она ела?

— Да, она не отказывала себе ни в еде, ни в питье, но она юна и слишком хрупка для такой поездки, Царь. Она напугана…

— Старуха должна объяснить ей наши законы, традиции и обычаи, юная линариумская дева будет напугана ими… Хотел бы я говорить с ней.

— Не гневи народ свой и воинов, не нарушай законов Главной Богини, у тебя будет жизнь, чтобы говорить с женой своей. Несколько дней молчания ничего не изменят в судьбе вашей.

— Я должен идти, друг мой, — с этими словами Царь Дальних Земель встал и прошёл в сторону женской половины дворца, давно пустующей в крыле для жён Царской семьи. Покои Иримы были дальше покоев юной Айолы и навсегда закрыты для глаз рабынь и стражи, Горотеон никогда не заходил в них более с тех пор, как последний вздох слетел с губ жены его.

Он смотрел на будущую Царицу, и удивление не покидало разум его. Юная дева путалась в длинных халатах, какие предназначены для наложниц и жён, и в удивлении смотрела на своего Царя и господина, казалось, время ошиблось в беге своём, и будущей Царице не минуло ещё и семи зим.

— Она знает, что не должна смотреть своему Царю в глаза? — спросил старуху тихо.

— Да, мой господин, — шипела старуха, — она знает.

Он сел на удобный стул, смотря, как стыдом покрывается лицо будущей Царицы, как недовольно в страхе смотрит она на него, когда он отводит взгляд свой. Он пугал юную деву в слишком большом количестве шелка для её хрупкого тела. Когда же руки рабыни спустили шёлк по плечам юной девы, Горотеон прикрыл глаза — она была соблазнительна для взора его. Стройные ноги, как это и бывает у линариумских дев, были длинны относительно тела, бедра её были не широки, но и не узки, и переходили в узкую талию, такую, что одной ладонью мужчина мог накрыть её по животу. Грудь же не была мала или велика, округлая и сформированная, с розоватой кожей от стыда, которым покрылась дева, она вздымалась, покачивая темными небольшими ореолами и маленькими сосками. Горотеон знал, что в праве его смотреть на будущую Царицу столько, сколько потребует он, он знал, что в праве его сделать многое, кроме одного, но, подав знак рукой, он вышел из покоев, оставив будущей Царице её стыд.

Айола боялась его… грудь её манила, но глаза были печальны.

— Кто это у тебя? — Горотеон нагнулся к маленькой девочке, дочери одной из рабынь, что сидела в углу комнаты и держала в руках зверя.

— Это ручной зверь, мой господин, — девочка смотрела в пол.

— Он не опасен?

— Нет, мой господин.

— Он радует сердце твоё?

— Да, мой господин, — девочка прижала к себе крепче зверя.

— Мне нужен ручной хорёк, — его тон не терпел возражений. — Оставь деве её зверя, мне доставь другого, — он одёрнул евнуха, забирающего зверя у плачущего ребёнка.

— Такие звери есть у торговца, но торговая площадь уже закрыта.

— Найди этого торговца, — развернувшись, он пошёл в свои покои. Сердце Горотеона гулко билось и не было спокойным, удивительные глаза фиолетового цвета смотрели на него со страхом, и это не давало покоя Царю Дальних Земель.