Стыд

Эмма бросает взгляд на часы на приборной панели. Половина десятого. Инес и Элли наверняка уже спят, но она все равно должна повидаться с ними именно сегодня вечером. Долгие часы разлуки разрывают Эмму на части изнутри. Она высадила Крилле в городе, а сама направилась к Нюллету в Седермальм. Затем в ее планах поехать к Инес в Сальтшебаден. Вновь Эмму начинают терзать сомнения. Сможет ли она продолжать так жить или ей нужно сменить работу?

Она борется с тем, чтобы позвонить Вестбергу и сказать, что труп не принадлежит Магнусу Свантессону.

– А вот теперь я очень удивлен, – говорит Вестберг на своем ярко выраженном диалекте. – Среди заявленных пропавших без вести больше нет людей, подходящих под описание.

– В худшем случае это труп человека, которого пока не ищут, – говорит Эмма и поворачивает на перекрестке налево. – Может быть, родственники не знают, что он пропал. Это далеко не первый случай, когда кто-то уезжает, не уведомив своих близких.

– У тебя ведь есть с собой рентгеновские снимки зубов жертвы? – спрашивает Вестберг.

– Есть. Мне удалось уговорить судебного стоматолога из Сольны на встречу завтра утром, несмотря на то что будет суббота, – говорит Эмма. – Тогда мы с большой вероятностью и узнаем личность жертвы.

Идентификация человека по слепку зубов – эффективная процедура, но лишь в случае наличия сравнительного материала.

– Ильва сейчас находится на секционном столе, – говорит Вестберг. – Нам остается только надеяться, что мы не просто так эксгумировали ее тело. Мне уже пришлось оправдываться в СМИ. Ее родственники не были довольны этим решением.

– Я все понимаю, но работа полиции прежде всего, – говорит Эмма и задумывается о сумке с вещами Ильвы, которую никто не забрал из пансионата. Она так и осталась храниться в полицейском участке в Бурленге.

– Они наверняка оценят нашу работу, если мы узнаем правду благодаря этому. Если окажется, что кто-то лишил ее жизни. Разве ты бы не хотела знать о таком?

– Конечно, но это вспорет старые раны ее родственникам, – говорит Эмма. – Мы что-нибудь узнали о причине смерти последней жертвы?

– Нет, но завтра получим предварительные результаты.

– А что с допросом Бендека? – спрашивает она. – Есть ли там прогресс?

– Да, я как раз хотел сказать об этом. У нас есть определенные результаты в этом направлении. Обычно мы добиваемся их, когда полицейские из Стокгольма оставляют нас в покое и дают нам спокойно поработать, – кисло говорит Вестберг.

– Да, просто супер, – отвечает Эмма.

– Обыск их дома дал нам столько интересных улик, что оба брата будут арестованы по обоснованному подозрению в похищениях и убийствах. Наконец-то у журналистов будет чем заняться, вместо того чтобы критиковать нашу работу. Кто-то недавно побывал в этом домике, и мы считаем, что это был Лолек, который прячется где-то рядом.

Эмма вспоминает домик и сарай, две глубокие тарелки на обеденном столе и все те мрачные детали, которые она там видела. Веревку с крюком и брезент.

– Что же вы там нашли?

Эмма прибывает на улицу Торкеля Кнутссона.

– Среди прочего веревку, отметины от которой могли быть оставлены на шеях жертв, и окровавленную лопату, на которой криминалисты обнаружили ДНК в нескольких местах.

– И что по этому поводу сказал Бендек?

– Ничего. Он не хочет, чтобы его обвиняли в каком-то из убийств, – говорит Вестберг. – Он не мог объяснить, как на лопату попала кровь, но отметил, что он не следит за своим братом круглые сутки.

– Значит, он хочет все свалить на своего сбежавшего брата?

– Да, что-то вроде того.

– Мы должны найти его.

* * *

Мне пришлось сменить приемную семью после неудачной попытки побега. Они хотят поселить меня как можно дальше от братьев, чтобы не было еще больше проблем.

Мне даже не разрешено выходить с ними на связь.

Тетки из социальной службы оправдывают это тем, что моим братьям нужно прижиться на новом месте. Я даже не устраиваю сцену – это будет бесполезно. Молчаливо и спокойно иду к машине, которая привезет меня к новому дому. Я сдерживаю свои чувства, но продолжаю задыхаться.

Поездка в Даларну занимает много времени. В моей голове успевает пронестись куча мыслей, прежде чем мы тормозим у большого дома в какой-то глухомани.