Субмарин

Я стараюсь успокоиться. Роды – дело небыстрое. Три схватки за один юнит, смутно вспоминаю я, только потом уже всё начинается всерьез. Но ведь я не знаю, насколько частые у Всегда-Смеется схватки. Я ее сейчас даже не вижу, к тому же мое чувство времени совершенно утрачено.

Но тут кит снова взмывает вверх, так резко, что нас всех болезненно дергает и разворачивает. Дети в панике визжат. Я на мгновение замечаю под нами пропасть, черную и бездонную. Но тут же снова вижу дно, колышущиеся водоросли, место для лагеря, точно такое, как надо, – пологая ложбинка, уютная и тихая… Ну теперь-то Шесть-Пальцев наконец остановится?

И он останавливается. С последним ударом хвоста кит замирает на месте. Из водорослей поднимаются стайки мелких рыбешек и бросаются врассыпную. Плавает-Быстро высвободился из своего ремня и как ракета проносится мимо меня в сторону Всегда-Смеется. Я тоже снимаю петлю и следую за ним.

Все пришли в движение, вокруг меня царит сплошное барахтанье и бултыхание. Выждав, когда все снимут с себя ремни, Маленькое-Пятнышко срывается с места и исчезает в глубине. По тому, как он торопится, видно, насколько он проголодался.

Плавает-Быстро берет Всегда-Смеется на руки и несет ее в самую глубокую точку ложбинки, там он кладет ее на ложе из водорослей. Остальные мужчины берут ножи и копья и выстраиваются вокруг защитной стеной. Женщины разделяются, одни собирают вокруг себя все еще рыдающих, всхлипывающих и беспорядочно барахтающихся детей, другие окружают Всегда-Смеется.

А я? Я не знаю, что мне делать, – в конце концов, я всего лишь гостья, только наполовину субмарина, я чужая. Не говоря уже о том, что я никогда не присутствовала при родах и только мешалась бы под ногами. Но Всегда-Смеется машет мне, зовет меня к себе.

– Будь моей Хранительницей, – просит она, и у нее тут же начинается новая схватка.

Хранительницей? Я не понимаю, что она имеет в виду. Должно быть, вид у меня совсем растерянный, потому что вдруг рядом со мной оказывается Полоска-на-Животе и объясняет мне, что это значит: я должна сесть позади Всегда-Смеется и поддерживать ее, обняв за плечи и положив ее голову себе на грудь. Другими словами, я должна стать чем-то вроде кресла.

Судя по реакции окружающих, это большая честь. Я послушно усаживаюсь за спиной Всегда-Смеется и нахожу позицию, в которой нам обеим было бы удобнее всего.

– Останься со мной, – прошу я Полоску-на-Животе. – Я очень боюсь сделать что-нибудь не так.

Она улыбается в ответ, но ее улыбка кажется мне какой-то грустной.

– Всё идет своим чередом. Просто держи ее.

Ну хорошо. Я просто держу ее, мою подругу, крепко обнимаю ее, пока она в муках производит на свет дитя.

Я вспоминаю школьные уроки биологии: нам, конечно, показывали фильм о том, как протекают роды. Но фильм – это одно, а увидеть своими глазами, как это происходит на самом деле, – совсем другое. И нет, не хуже, чем в фильме. Вовсе нет. Просто по-другому. Правда.

Та женщина в кино была чужой женщиной, о которой мы не знали ничего, даже имени ее не знали. Но та, которую я обнимаю сейчас, – это Всегда-Смеется, моя самая лучшая на свете подруга. Видеть, как она страдает от боли, как она стонет, чувствовать, как вода, которую она выдыхает из жабр, струится по моим животу и ногам, – это одновременно и страшно, и невероятно, и в то же время, как ни странно, абсолютно естественно.

Я вижу, что защитная стена, в которую выстроились мужчины, – не просто часть ритуала. Зажатые в руках ножи и копья нужны им, чтобы то и дело отгонять крупных рыб, которых привлекает то, что здесь происходит.

Внезапно схватки прекращаются. Не знаю, насколько это нормально, но вокруг меня никто не выглядит озабоченно, а значит, всё будет хорошо. Я смотрю вниз на Всегда-Смеется, она сжимает мою руку и улыбается мне, устало и до того трогательно, что у меня слезы подступают к глазам. Хорошо, что под водой слез не видно. Я чувствую с ней такую связь, какой не чувствовала никогда и ни с кем. В Сихэвэне я всегда была одна, сохраняла дистанцию со всеми, даже с тетей Милдред.

Кто-то задает тон, и все остальные подхватывают. Что-то вроде Вместе-Вместе, но звуки непривычно меланхоличные и сопровождаются жестами, молитвой к Великим Родителям. Это очень красиво. И очень воодушевляюще.

Всегда-Смеется сжимается и изо всех сил вцепляется в мою руку, но теперь это не кажется мне чем-то пугающим, наоборот, всё идет так, как должно идти. Пока вдруг кто-то не вскидывает вверх руку и все не умолкают.

Я поднимаю глаза. Рука принадлежит Белый-Глаз, которую тоже уложили на ковре из водорослей. Я не понимаю, в чем дело, пока не встречаюсь с ней взглядом. И тут я тоже это слышу. Далекое, механическое гудение, которое не перепутаешь ни с чем. Звук приближающейся подводной лодки.