Суд да дело. Судебные процессы прошлого

«Никто из спасшихся не может припомнить, как и что с ним случилось, не может объяснить, как он спасся. «Свистков тревоги» они, разумеется, не понимали и о спасении не думали; сколько можно понять, последний вагон оторвался от общей цепи и направления вагонов при падении, и они «высыпались». Очутясь как-то в снегу, они бросились бежать…»

Н. Лишин, инженер, заведующий линией Одесской ж. д.

В своих мемуарах Сергей Витте довольно ловко (как и большинство того, что он делал и о чем писал) выкручивается в вопросе о собственной виновности: «.Этот случай произошел от самой возмутительной небрежности дорожного мастера по ремонту пути, т. е. такого агента, который совершенно от меня не зависел. Я бы еще мог понять этот образ мыслей, т. е. желание привлечь к ответственности меня и Чихачева, но это должно было быть сделано в порядке постепенности, т. е. чтобы было признано, что первый и главный виновник катастрофы есть несомненно дорожный мастер и затем его ближайший начальник, т. е. начальник дистанции, затем начальник ремонта пути, т. е. главный инженер по ремонту пути, а затем уже я…». Действительно, следствие в вопросе о подозреваемых обнаружило определенную тенденциозность. Кессель выявил среди основных причин трагедии по меньшей мере три, связанные с возглавляемой Витте службой эксплуатации (ремонтники в нее не входили): некомплект кондукторов, отправка поезда вне расписания в отсутствие должных согласований и уведомлений и незнание поездной бригадой особенностей участка, предписываемая скорость прохождения которого была в два с лишним раза ниже той, которую развил состав. Однако он почему-то не счел необходимым привлечь к ответственности лиц, непосредственно виновных в этих нарушениях.

На месте аварии

В последующих действиях организаторов судебного процесса было немало странного. Обвинительное заключение до передачи дела в суд должна была утвердить Одесская судебная палата, однако ее прокурор Смирнов не нашел в деле признаков виновности руководителей дороги. Тогда — не мытьем, так катаньем — дело под надуманным предлогом перебросили в уголовную палату Каменца-Подольского. Этот судебный орган еще не был реформирован и действовал отчасти на основании старых судебных установлений, что обеспечивало его меньшую зависимость от властей. Каменецкий суд рассмотрел дело в отсутствие обвиняемых (Чихачев и Витте не поехали в суд, а мастер находился в бегах) и определил каждому максимально возможную меру наказания — четыре месяца тюрьмы.

Судебной палате в пореформенной системе судопроизводства подчинялись несколько окружных судов, для которых она утверждала обвинительные заключения по уголовным делам и служила апелляционной инстанцией.

Трагедия и фарс

Сегодня приговор покажется нам неоправданно мягким, но в то время это была максимальная санкция, предусмотренная Уложением о наказаниях. Впрочем, адмирал и будущий премьер-министр не отсидели и этого: начавшаяся русскотурецкая война принесла им важные назначения, и о немедленном исполнении судебного решения не могло быть и речи. Война завершилась в целом победно, перевозки войск осуществлялись без существенных сбоев, и два высокопоставленных чиновника — военный и штатский — получили телеграмму о том, что император отменил решение суда. Однако по прошествии некоторого времени Александр II своей властью дал Чихачеву две недели домашнего ареста, а Витте — две недели гауптвахты: министр юстиции Набоков (дед писателя) объяснил императору, что тот не может отменять решения суда. «На это, — как пишет Витте в своих «Воспоминаниях», — император Александр II ответил, что раз уж он это сделал, то отменить не может; но что он накажет нас (как он выразился) «по отечески» и приказал Чихачева посадить под домашний арест на две недели, а меня на две недели на Сенную площадь (на гауптвахту)». Впрочем, на гауптвахте Сергей Юльевич только ночевал, так как днями был занят неотложной работой.