Суданская трагедия любви

Привезли в палату другую больную, а Юли всё не было. Наконец, около двух часов дня я увидел каталку с выглядывавшей из-под простыни родной мне головкой Юли. При виде меня на лице её появилась едва заметная улыбка радости. Когда её завезли из коридора и переложили в кровать, я вошёл и, склонившись над Юлей, поцеловал её. Она спросила, долго ли я ждал. Потом сказала, что с трудом вынесла такую процедуру, когда врач исколол ей все ноги и никак не мог попасть в нужный сосуд.

— Но теперь тебе легче? — спросил я.

— Ну, вроде бы, — ответила она уклончиво.

Однако это и понятно. Сразу после такого напряжения, кто же сразу почувствует себя лучше. Я вышел из палаты высказать свои слова признательности врачам. В коридоре встретил Ахмедовича. Обратился к нему, но он сразу остановил меня словами:

— Вон ваш спаситель. Говорите с ним — и он показал на вышедшего из лифта высокого ярко выраженного грузина.

Я пошёл ему навстречу, представился мужем Юли. Он пожал мне руку. От него несло спиртным. Это меня удивило, но я подумал, что, вероятно, врач помыл руки спиртом после операции.

Говорю:

— Мне хотелось бы вас поблагодарить за работу.

На это он чуть не замахал руками, сказав неожиданно, что всё ещё впереди, успею поблагодарить. Я не понял и вопросительно посмотрел на него. Тогда он пояснил, что они поставили стент на позвоночную артерию, которая тоже была забита, из-за чего на сонную артерию ставить стент было опасно. Так что теперь они посмотрят, как будет вести себя этот стент, и потом поставят стент на сонную артерию. Мне вспомнились слова Юли о том, что ей все ноги искололи в поисках нужной артерии. И от врача несло спиртным. Такое совпадение меня насторожило.

Я пошёл в палату к Юле. Она должна была лежать сутки, не поднимаясь, и, главное, не сгибая ноги. А её ко всем прочим бедам перед тем, как она пошла в больницу, стал мучить цистит. Мы даже прогулки по набережной в последние дни сократили до минимального расстояния на всякий случай, чтобы, если ей понадобиться срочно в туалет, то мы бы успели быстро дойти до дома. Она упоминала об этом врачам в кардиологическом отделении, но те сказали, что это не по их части, это нужно ложиться в урологию. С такой проблемой она и осталась. Так что я, сидя возле кровати, по сигналу её руки время от времени подкладывал под Юлю утку и потом выносил её.

Я старался исправно выполнять роль сиделки. Только на ночь попросил подежурить нянечку, с которой мы познакомились ещё в прошлое пребывание Юли здесь. При этом она даже от оплаты в этот раз наотрез отказалась, очевидно, помня мою прошлую благодарность.

Подсев к Юле, я сказал ей о нашем разговоре с хирургом. Услышав, что стент поставили не на сонную артерию, а на позвоночную, и что предстоит ещё одна операция, Юля просто мне не поверила.

— Ты не так понял врача, — сказала она. — Этого не может быть.

Но через некоторое время в палату вошёл хирург грузин и подтвердил сказанное мною.

— Как вы себя чувствуете сейчас? Лучше?

— Немного лучше, — ответила Юля неуверенно.

— Ну, а как же? Иначе не стоило ничего делать, — сказал врач и удалился.

Юля была в шоке. На следующий день ей разрешили ходить. Мы начали было с нею прогулки по коридору, но теперь она быстрее уставала и сразу шла к кровати. С соседками по палате она почти не разговаривала и была очень недовольна, если я отвечал на их вопросы и даже дарил книги.

— Они пристают к тебе и не дают нам с тобой поговорить, — сказала она сердито.

Такое отношение к соседкам меня очень удивило, так как вообще-то Юля была очень общительна всегда, в больницах оставались у неё подруги, с которыми она потом созванивалась. А тут мы практически всё время молчали с нею. Разговаривали очень мало, всё время смотрели друг на друга, если я не задрёмывал. Но это она терпела нормально.

Кто-то из женщин сказала Юле:

— Вы бы отпустили мужа домой, а то он не высыпается.

Она ответила:

— Да он не уйдёт. Я же знаю его.

И я действительно уходил, только когда кончалось время посещений.

В четверг Юле сказали, что в пятницу её выписывают из больницы. Я спешно раздариваю принесенную партию книг. В пятницу утром Юля позвонила и сообщила, что её оставляют в больнице, а в понедельник сделают операцию на сонной артерии. Я обрадовался и сказал, чтобы она не волновалась, что после занятий в институте заеду к ней.

Занятия у меня ещё не кончились, когда опять позвонила Юля и сказала, что всё-таки её выписывают в пятницу и уже принесли выписной эпикриз.

Это даже меня потрясло, а уж Юлю тем более. Вечером, даря свою книжку лечащему врачу, я узнал от него, что повторная операция планируется через две-три недели. Смотрю в эпикриз — там ничего об этом не сказано. Спрашиваю, в чём дело. Врач читает заключительные рекомендации о лечении под наблюдением врача в поликлинике и говорит, что это недосмотр при печати, тут же вписывает ручкой, что нужно придти на консультацию через две недели.

Однако, выйдя из стен больницы, Юля ошеломила меня фразой:

— Я больше сюда никогда не вернусь.