Я не напомнил ей эти строки, и она ушла, распластавшись по земле, как подбитая птица. Она была парашютисткой. Может быть, ей показалось, что она прыгает с вышки с парашютом. Но парашют не раскрылся.
Она всё рассчитала. Это была пятница второй недели после больницы. Нам следовало придти в этот день в поликлинику. Но Юля сказала, что не вернётся туда. И не вернулась. Она была всегда сильной, моя Юлинька.
Когда мы с нею ещё не были женаты, я написал и подарил ей притчу о любви.
В августе ялтинские ночи удивительно похожи на сказку. Луна большая, яркая и добрая, как улыбающаяся няня, которой хочется приласкать ребёнка. Звёзды — что слёзы чистые: каждая висит отдельным фонариком — хоть пересчитывай все. И зарницы, словно драгоценные камни на груди у девушки — вспыхнут на мгновение и пропадают. Море — оно шумит осторожно, ласково, медленно поглаживая песок серебристыми волнами.
А тепло-то как в эту пору! Разденешься совсем, и всё кажется, что не снял ещё чего-то. Хорошо!
В одну из таких ночей спросила девушка, прижимаясь к плечу любимого:
— Скажи, милый, что такое настоящая любовь?
Всхлипнула береговая чайка спросонья. Лёгкий ветерок сдул прядку волос со лба парня. Каштаны пошептались невдалеке и стихли. Море и то замерло на секунду.
— Видишь луну? — начал парень. Всю жизнь она ходит над красавицей землёй. А земле что? Светит луна — хорошо. Нет — звёзды будут ещё ярче. Земля-то она большая. Ей бы солнце горячее к груди прижать.
Но любит луна землю. Светит и светит ей, не уставая, тысячи лет. И дышат моря приливами и отливами, и появляются на земле песни, и становится любовь чище, и душистыми расцветают ночные фиалки.
Земля видит это и благодарит луну. А она ещё ярче от этого сияет. Вот что такое настоящая любовь. И поцеловал парень девушку в самые губы. И снова зашептались каштаны.
Юлинька светила мне всю жизнь, как луна земле, и вот теперь погасла.
Рассказчик повернулся на спину. Из его глаз катились слёзы. Я не знал, чем можно помочь человеку в такой ситуации. Но на протяжении почти всего рассказа меня мучил один вопрос, который мне казался ещё одним невероятным совпадением. Жену рассказчика звали Юля, и она окончила факультет иностранных языков пединститута, как и героиня писем Юджина. И она вышла замуж, быть может, в том же году и они уехали за границу. Поэтому я спросил плачущего человека, чтобы несколько отвлечь его от тревожащих его мыслей, но без всякой надежды на положительный ответ:
— Извините, пожалуйста, за вопрос: вашу жену никогда не называли по имени Джо?
Больной сразу же опять повернулся ко мне лицом:
— Называли. Но это было давно в институте. Она мне рассказывала, что студенты придумывали себе английские имена. Юля выбрала себе Джоанна, но её стали звать Джо. А какой-то её сокурсник Юджин писал ей даже письма из Африки. Тоже, возможно, был в неё влюблён, но она выбрала меня. А вам что об этом известно? Откуда вы знаете о Джоанне?
Я сказал о найденных на дороге письмах.
— Вот оно что, — тихо ответил больной, — а мы тогда перевозили вещи грузовиком в Москву. Очень торопились, и я сунул эту пачку писем между коробками или сумками. А когда приехали, то не сразу вспомнили об этих письмах. Потом долго искали, куда я их положил, но не нашли. Так они, значит, выпали из машины? Вот когда пришла разгадка пропажи. Милая Юлинька, это я виноват и в том, что письма потерялись, и в том, что не уберёг тебя от смерти.
— Ну, вы то тут причём? Не корите себя. Это вы зря так.
— Нет, не зря, — ответил страдающий человек — Я что-то должен был сделать, но не сделал, должен был понять её, но не понял. Это я виноват, — и больной снова повернулся на спину, плача почти навзрыд.