Суданская трагедия любви

Рядом на полу другая семейка. Тоже молодая женщина, но с двумя детьми. Один мальчик, который поменьше, года полтора, держит в ручонке осколок зеркала и время от времени суёт его в рот. Я поражаюсь, как он до сих пор не порезался. Мать не обращает внимания на детей. Ребёнок возит осколком по цементному полу, а потом снова суёт его в рот. Рядом на полу в трусиках сидит девочка лет пяти. Она инфантильно смотрит перед собой, ничего не делая.

У третьей женщины ребёнок на руках всё время кричит. Ей что-то возмущённо говорят, и она выходит из помещения.

По коридору ходит босиком негр с поломанной ступнёй правой ноги. Он ступает этой ногой на носок, как балерина. Сравнение ужасное, но иначе поставить ногу он не может.

Время от времени проходят полицейские с карабинами в руках и с султанчиками на шляпах, сопровождая арестованных.

Народу много. Все ищут свободное место на скамейках. Как только я встаю, кто-то садится на моё место и уже не освобождает его. Мужчины иногда достают табак и высыпают щепотку за нижнюю губу. Некоторые из них в хитонах. Несколько человек хорошо одеты, в брюках, туфлях и даже при галстуках.

Постепенно некоторые посетители уходят, унося с собой петиции с резолюциями судьи. В кабинет заходит очередной полицейский с кипой бумаг. Вызывают одного за другим клиентов. Доходит очередь и до нас.

Судья одет в чёрную мантию. Сидя за столом, он объясняет мне на английском, что выплата украденных денег зависит от того, есть ли деньги у подсудимого, поэтому он вызвал его из тюрьмы на двенадцать часов, и нам нужно тоже подойти в это время. До полудня осталось сорок минут.

Походив по городу, возвращаемся в суд. Видим, как полицейский приводит заключённого. Это совсем молодой, но крепкого телосложения негр. На щеках по три вертикальных полоски. Это говорит о том, что он из племени шиллук. Третье по численности племя на юге Судана. Самое большое по численности племя динка, за которым следует племя нуэр. Это, правда, в данном случае не имеет значения.

Нас приглашают в кабинет. Судья о чём-то спрашивает паренька, записывает ответы и переводит мне на английский. Я перевожу на русский Николаю. Разговор примерно выглядел так:

Судья парню: У тебя есть деньги?

Парень: Нет.

Судья парню: У тебя есть родственники, кто может помочь?

Парень: Нет.

Судья парню: Есть ли у тебя имущество?

Парень: Нет.

Кажется удивительным, что судья задаёт такие вопросы, ответы на которые ему должны были быть известны заранее. Мне становится жалко паренька. Между тем, судья говорит нам, что, так как у подсудимого ничего нет, а по решению суда он должен выплатить тридцать фунтов, то заплатить суд не может, и он предлагает продать дом парня, вернее, тростниковую хижину и тем самым покрыть частично убыток.

Николай возмущён и отвечает, что его не интересует, каким способом будут возмещены его деньги, но он считает, что по закону суд должен выплатить всю сумму.

Судья внимательно слушает и членораздельно начинает пояснять, что в Судане свои законы, в соответствии с которыми государство не может платить за преступников, поскольку заявитель не является представителем дипломатических структур, а обратился, как частное лицо. Поэтому мы должны подчиняться суданскому законодательству. Можно продать дом подсудимого.

Николай понимает, что продажа единственной хижины будет выглядеть нехорошо и отказывается от такого решения, но спрашивает, к кому ещё можно обратиться по этому вопросу, чтобы получить деньги. Судья рассмеялся, сказав: «Ни к кому». Мы уходим ни с чем. Николай выговаривает мне своё недовольство:

— Мало того, что я не получил тридцать фунтов, так ещё зачем-то платил полтора фунта за судебное разбирательство, которое ни к чему не привело.

Вот такая произошла история.

А вечером я преподавал русский язык Рите, Омару и Эдзедину. Мы собираемся у Омара в квартире. У него в комнате работает кондиционер, что очень облегчает обучение, благодаря комфортной температуре. Садимся за большой стол и начинаем разговаривать. Учебников нет, зато есть тетради у каждого. Когда нужно, я пишу на листке слова, а они списывают. Но в основном делаю упор на слуховую память.

Лучше всего получается у Риты. Она, конечно, самая молодая. Только звук «ж» ей никак не даётся, и она по-прежнему называет меня «Зеня». А здороваясь, она говорит «Драствуй», не произнося «З». Это меня забавляет. Но память у неё хорошая. Запоминает слова и выражения скорее, чем Омар и Эдзедин. Впрочем, они тоже неплохо усваивают язык. И главное, что я от них требую, чтобы они всё выученное сразу применяли на практике при встрече с Николаем и со мной или с другими русским при встрече.

Во время наших занятий Омар предлагает обычно чай. А один раз мы с ним, в ожидании Риты и Эдзедина, сыграли в шахматы. Я ему на удивление довольно легко его обыграл. Ну, он же не знал, что я учился игре в Доме пионеров и получил разряд на соревнованиях.