Суданская трагедия любви

— Зато я замужем. И у меня есть дочь. А письма я твои храню. Когда приедем домой, прочитаю зашифрованное послание. Не мог просто написать? — и она усмехнулась. — В этой конкурентной борьбе ты проиграл, хотя мог, возможно, и выиграть. Но мой муж оказался более пылким, за что я его и люблю.

В её словах не было горечи или сожаления, но они прозвучали мне упрёком, и я готов был заплакать.

— А мне казалось, что мои чувства к тебе я довольно ясно выражал в письмах даже без расшифровки.

— Ну, извини. Я, наверное, хотела, чтобы ты написал прямо своё признание, а вместо этого ты писал о других девушках.

— А твой муж признался сразу?

Юля улыбнулась, отвечая:

— Мы влюбились друг в друга с первого взгляда, с его первого поцелуя, но я долго проверяла его. И хватит об этом. У нас дочь. И я люблю их обоих. А ты стал писателем?

— Нет. Как-то сразу перегорел. Рассказы о Судане валяются в папке, а больше не пишу. Да и некогда.

Расставаясь, мы даже не поцеловали друг друга. Наверное, оба боялись, что поцелуй может связать нас, и всё станет очень сложным. Юля протянула руку и сказала:

— Прощай. Наверное, мы больше никогда не увидимся. Нас с мужем переводят работать в Дели.

Так и не встретились.

Мы подъезжаем к нашему дому. Оставляю машину во дворе, поднимаемся на лифте на девятый этаж. В квартире знакомлю Юджина с родителями. Пока мама хлопочет, накрывая на стол, мы устраиваемся на диване, и я рассказываю, упоминая теперь мельчайшие подробности своего пребывания в Судане и моего знакомства с Халимой, с её мамой и дедушкой.

Во время моего рассказа Евгений Фёдорович сидит, отклонившись назад, закинув руки за голову. По его лицу трудно было судить, о чём он сейчас думает. Только бегающие желваки на скулах говорили о том, что зубы сжимаются, сдерживая волнение.

Мой рассказ закончен. Я умолкаю. Евгений Фёдорович разжимает зубы:

— Я так понимаю, что мы с вами теперь родственники.

— Выходит, что так.

— Как же всё неожиданно. И как это хорошо! У меня есть дочь. Она хочет меня видеть, не смотря на то, что я ни малейшим образом не принимал участия в её жизни. У меня есть жена, хотя я не имел ни малейшего представления об этом. Я должен искупить свою вину перед ними. Я обязательно поеду в Судан и заберу Риту в Крым. Только надо сначала навести порядок на Украине. Сегодня я буду говорить об этом с протестующими на майдане. Их надо убедить в том, что они совершают ошибку, идя на поводу у фашистов, которым не нужен мир на Украине, которым нужно лишь сменить одно правительство на другое, которые действуют по указке Америки, а не по велению сердца.

Я забываю включить диктофон. Да и не думал, что услышу то главное, что нужно для статьи. Но я запомню. Мой отец пожимает руку Евгения Фёдоровича, говоря:

— Спасибо вам! Мы с вами, наверно, ровесники, но вы явно выглядите моложе своей пылкостью. Я тоже был на майдане и меня там избили. Теперь меня жена туда не пустит. А вы молодец!

Мама приглашает за стол. Я открываю бутылку коньяка и разливаю его по рюмкам.

Затем открываю бутылку шампанского, предлагая начать с него. Но Евгений Фёдорович отодвигает свою рюмку и просит налить в бокал сок.

— Вы не пьёте спиртное? — участливо спрашивает мама.

— Пью, — говорит он, — но сейчас не буду. Извините. Там на майдане всякое может быть, и когда от человека пахнет спиртным, его обвинят в том, что он пьян и потому бушует. Нельзя давать повод к таким разговорам. Лучше потом как-нибудь.

Я соглашаюсь и тоже прошу налить сок.

— А ты чего? — говорит отец. — Тебе-то не грех выпить за тестя.

— Но я тоже пойду на майдан с Евгением Фёдоровичем. Не забывайте, что я журналист и для того приехал, чтобы всю правду отразить в газете.

— Может, не стоит? — жалобным голосом возражает мама.

— Так, — твёрдо говорю я, — это вопрос решённый. А вы можете за нас выпить. Мы уж после майдана.

Обед проходит в несколько грустной обстановке, поэтому Евгений Фёдорович взрывается весёлым голосом:

— Что это мы как на похоронах? Веселее смотрите. Мы же сидим новой семьёй теперь. Давайте споём что-нибудь, — и он без всякого перехода запел «Катюшу».

Мы не сразу, но на припеве подхватываем песню, и вот уже поём хором «Выходила, песню заводила…». Дальше пошла украинская «Распрягайте, хлопцы, коней», потом о Москве «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля» и снова украинская «Ничь яка мисячна».

Евгений Фёдорович поёт приятным баритоном. Заметно, что петь он любит и умеет. Настроение у всех поднимается. Я делаю фотографии поющих за столом и отдельные портреты. Снимаю на видео камеру мобильного телефона.

После обеда сажусь, как обычно, за свои записи происходящего, а Евгений Фёдорович разговаривает с моими родителями.

Тут мне приходит в голову связаться по скайпу с Халимой. Я предлагаю Евгению Фёдоровичу присоединиться к разговору. Вчера вечером я не сказал ей о предстоящей встрече с её отцом, оставив это в качестве сюрприза.

От наметившегося разговора с дочерью, хоть и на расстоянии, отец явно взволновался. Он садится рядом в стороне на стул у компьютера и постоянно приглаживает рукой волосы на голове или потирает переносицу.