Судьба

Седая, как Русь,а по сердцу ровесница моя.вы, Надежда Константиновна,родились очень давно,а я рождена в октябре.Ну, так что?Все равно одинаково.Это не беда, что жизньвспахала лицо,и право, совсем ничего,что на вашей спинедни кирпичами уложены,лить бы сердцеосталось упругим,не легли бы морщины на мысль.Жить бы еще хоть двести,вечно, как разум, жить.Да и как немножко

не ссутулиться,—на руках у васреволюция девчонкойговорить училась,марсельезы петь.Прошлое не поминайте лихом.Вы ведь любитедетей и жизнь,бронзовую юность, загорелую,молодость красивую и смелую,птицей набирающую высь.Нет в моей странени стариков, ни старых.Крылья за спинойу граждан отросли,и летит странаогромной сильной стаей,где не будет смерти

и не будет тьмы.Седая, как Русь,А по сердцу ровесница моя.1937

«Дела наши, что сделаны нами…»

Дела наши, что сделаны нами, —огромного роста.Липа и кедр городам по колено,а ладони у нас, как кленовые листья,тонки и малы, —на ладонь не уместишь кирпич.И вот у таких-тослабых и хрупких,не вырастающих и до половины дерева,из-под рук поднимаются многоэтажные здания,протягиваются километровые мосты.И пальцы, умеющие отделять лепестки цветов,

рассекают каменные горы.

НА ПЕРЕПУТЬЕ

Я иду со станции в колхоз…Белая стоит зима…На березовых сучкахптички красные сидят.И вдруг —в овчинной на сборках шубе,в холостяных обшитых рукавицах,снег взметая подолом юбки,выступила навстречу мнеженщина из-за берез,и я сказала «здравствуйте!» ей.и она сказала «здравствуйте!» мне.— Ходила за рассадой я в теплицы,да зря, видать…

А вы чьи будете?— Я? Я из Москвы.—И тишина упала между нами.В молчанье мы до птичника дошли,—вдоль окон куры восседали,и в красных фесках головы склонялизадумчивые петухи.— Капусты новый сортвыращиваю я,—скапала спутница моя.На перекрестке трех троп дорогиразошлись.— Счастливо вам дойти!—колхозница простиласьи в сторону свою пошла.Шел белый снегна синие равнины.

УТРЕННИЙ АВТОБУС