Судьба (книга четвёртая)

— Вот, товарищи, — говорил он, незаметно перейдя на ставшее привычным обращение и удивляя им своих подопечных, которым в диковину было, что их так называют, — вот, товарищи, здесь вы будете отдыхать и спать. Отдыхать, конечно, можно и в саду — сад хороший, огороженный, чужие собаки не забегают. Здесь ваша спальня. Специально для каждого из вас приготовлено чистое одеяло, матрац, кровать. Все вы теперь будете называться курсантами…

— Кто такой «кырабат»? — перебил его один из осмелевших курсантов.

— Кровать? — Черкез-ишан обратился ко всем. — Кто из вас может объяснить товарищу, что такое кровать? — Не дождавшись ответа, которого и не мог дождаться, так как никто из присутствующих не видел кровати и не слышал о ней, ткнул пальцем. — Смотрите! Вот лежанка на четырёх ножках — это и есть кровать. Их делают из железа, с очень красивыми узорами. У нас пока железных нет, поспите временно на деревянных. Надеюсь, что народ вы дисциплинированный, солидный, устраивать в спальне свалки и ломать кровати не станете.

Часть курсантов сгрудилась вокруг Черкез-ишана, слушая его объяснения и вяло поддерживая шутки. Часть осталась у двери.

— Пристойно ли спать на этих… с ногами? — негромко усомнился один.

— Какой пристойности можно ждать от города! упрекнул его другой. — Вспомни слова святого отца.

«Вертеп разврата и беззакония, гнездилище ереси, обмана и язв духовных…»

— В одной комнате столько людей, — сказал третий. — Как своё место отыщешь?

— Зачем искать? Все одеяла одинаковые, и четырёхногие «кырабат» одинаковые. Где лёг, там и спи.

— Неладно так-то. Хорошо, если вещички каждого будут на своём месте лежать.

— Много ли у тебя вещичек, кроме узелка? А его с собой на поясе носить можно.

— Поживём — обзаведёмся вещичками.

— Долго ли ты жить здесь собрался?

— Сколько надо, столько и поживём. Из дому вещички привезём сюда.

— Никакими вещами обзаводиться не будем! С божьего соизволения, этой же ночью сами окажемся возле своих вещей.

Это сказал пегобородый ходжам. Вокруг него моментально сомкнулось кольцо.

— Убегать будем, ходжам-ага?

— Когда побежим — до обеда или после?

— Далеко до аула, давайте на арбах уедем!

— Тихо! — оборвал реплики ходжам. — Если так орать будете, нас сразу под замок посадят.

Общим вниманием снова завладел Черкез-ишан.

— Я хотел показать вам место, где вы будете учиться. Но времени уже много, и вы, вероятно, проголодались — я смотрю, кое-кто узелки свои потрошит. Поэтому давайте пойдём в столовую обедать.

Слово «столовая» курсантов оставило равнодушными — они не знали, что оно обозначает. Зато обед поняли все и откликнулись гулом общего одобрения.

Непонятная столовая оказалась просторной комнатой. Посередине длинным рядом стояли столы, чисто вымытые, но старые, расшатанные, испещрённые щербинами и царапинами. Вдоль столов тянулись узкие скамьи из свежевыструганных, пахнущих смолой досок.

— Здесь вы будете завтракать, обедать и ужинать, — пояснил Черкез-ишан, стараясь разрядить атмосферу недоумения и подавленности. — Всю свою жизнь вы обедали на земле, расстелив перед собой сачак. Теперь ваш сачак — вот этот стол. И сидеть надо не на земле, а на этих длинных скамейках. Это будет ваш первый шаг к новой жизни, новой культуре.

Кто-то из курсантов пошатал стол и заметил:

— Качается. Прольётся шурпа, если миску до краёв налить.

— Жизнь новая, а культура — старая, скрипит, — негромко поддержал пегобородый ходжам.

— А вы какую культуру хотели бы здесь увидеть почтенный? — язвительно спросил Черкез-ишан. — В чалме, полосатом халате и с посохом в руках? Такой «культуры» здесь нет и не будет. Конечно, товарищи, — обратился он к курсантам, — очень хотелось, чтобы у вас всё было новым, чтобы столы были свежими скатертями застланы и вместо скамеек стулья с гнутыми спинками стояли. Но вы сами знаете, что война дважды прокатывалась по нашему городу, всё разрушено и изломано. Надо мириться с положением.

— Ай, смиримся! — поддержали его. — Мы привыкшие.

— Если кошмы какие старые есть, пусть тащят, сюда.

— А то можем и так, на полу, не беспокойтесь, ишан-ага.

— Нет, — сказал Черкез-ишан, чувствуя, как в груди у него теплеет и впервые за несколько дней появляется доброе чувство к этим взъерошенным, немного растерянным и непонятливым, но милым и благожелательным парням. — Нет, давайте уж сразу привыкать к новой жизни.

Толкаясь и путаясь в полах халатов, курсанты неумело примостились на скамьях. Черкез-ишан крикнул повару, чтобы подавали обед.

Руководствуясь собственным вкусом, Черкез-ишан с превеликим трудом раздобыл бочку квашеной капусты и решил угостить своих курсантов шурпой особого приготовления. Он заранее предвкушал удовольствие, как курсанты станут есть её с таким же наслаждением, что и он сам. И чтобы всё было по-настоящему торжественным и чинным, велел техническим работникам курсов и своего наробраза в первый день обслуживать столовую. Потом курсанты приучатся сами подходить к повару, но в первый день они должны почувствовать себя почётными, уважаемыми гостями.