Судный год

– Но может, и станут. Вдруг эта семейка связана с нашим процессом? – И, как бы подтверждая свою мысль, медленно провел полукруг раскрытой ладонью и кулаком вдавил под ним в воздухе точку. Обозначил вопрос. Тут уже что-то новое. Фразы у моего всезнающего Защитника вопросительными знаками редко заканчиваются. Этот от меня что-то требовал. Надо бы разобраться. – Речь идет о… Надеюсь, вам ясно, что имею в виду… – Он ненадолго замолкает, видимо раздумав уточнять. Адвокатская улыбка растягивается поперек лица. Плавно перетекает в искореживающий полуоскал и застывает. – На всякий случай вот их телефон.

– Так. Понятно… – Если бы кто-нибудь спросил, что понятно, я вряд ли бы смог объяснить. Но по крайней мере надо делать вид…

– Значит, у вас с Истицей ничего не было? Тут ведь еще вот какая сложность… Алиби на пятое сентября между двумя и тремя часами дня – время, приведенное в полицейском рапорте, – у вас нет… Суд начнет все это рассматривать. Стефана тоже могут вызвать… Уйдет много времени… Мно-го вре-ме-ни… – задумчиво произносит он, с каждым слогом отстригая еще один кусочек надежды на то, что процесс скоро закончится.

Делает неожиданную паузу, поднимает на меня лицо. Это длится, наверное, больше минуты. Все это время пауза, будто на тоненьком волоске, продолжает, раскачиваясь, висеть между нами.

– К вам сюда, в Бостон, сотрудник из ЭфБиАй не приезжал? – наконец небрежно обрывает волосок Защитник.

– Это имеет отношение у делу?

– Когда моего клиента обвиняют в попытке изнасилования, к делу имеет отношение все. В нашей стране это весьма серьезное преступление… Вы никаких подписок о неразглашении не давали?

– Ну, приезжал. Примерно недели три назад.

Действительно, приезжал очень разговорчивый, неистребимо русский человек с густыми усами, красиво закрученными кверху. Из донских казаков. Интересно, как он очутился здесь и попал в такую контору? Отец ушел с немцами, а он уже родился в Америке и дома говорили по-русски? Засланный ко мне казачок расспрашивал о процессах, по которым я проходил в СССР. Про моего ведущего из ГБ, капитана Дадоева. Просил нарисовать план его кабинета. Где вездесущий лысый бюстик стоял? Где портрет Железного Феликса висел? Иногда даже поправлял. А ведь было все это еще задолго до того, как шлепнулся своей острой мордой о лубянский асфальт рыцарь революции… Подготовился, видно, казачок к нашей беседе… Воспоминание о кабинете ведущего, о бесконечных часах, проведенных там, вызвало было к жизни моего Клауста. Но присутствие эфбиайщика успокоило. Оказалось, Дадоев на Запад сбежал, и они перепроверяют показания.

Когда кончили, повел меня в ресторан. Обедали, он вкусно пил водку. «Контора оплачивает». Еще пару часов проговорили. Помню, под конец спросил у него, много ли завербованных среди эмигрантов из России. Он не задумываясь сказал: «Три процента». Я прикинул, цифра получалась такая огромная, что невольно присвистнул. И он объяснил. Подаст человек документы на выезд, его помурыжат полгода. Потом в Большой Дом вызывают и объясняют доходчиво: никуда он не поедет, пока не подпишет бумажку, что будет в Америке Родине своей помогать… Многих тогда вербовали. Кое-кто и соглашался. С позором из любого положения выйти легко. Только вот потом не оберешься… Меня ведущий пытался тоже. А после отъезда и женщину, с которой жил последний год… Приезжает такой «помощник» в Бостон. Ждет месяц, второй. Трясется от страха, что вот-вот принесут ему батон с взрывчаткой и на дело пошлют. А потом не выдерживает – идет сдаваться в ЭфБиАй. Выслушивают там его, номер телефона дают. «Не волнуйтесь. Все в порядке. Вот, звоните, если что». И кончается на этом короткая шпионская карьера. Живет человек спокойно. А друзьям, конечно, не рассказывает…

Казак подмигнул и неожиданно процитировал: «Контора веников не вяжет!» Следующая строчка – «контора делает гробы» – всплыла у меня сразу же. Гримасы и ухмылки памяти. Но вслух произносить не стал. Не уверен был, какую из двух контор мировой закулисы имел в виду мой собеседник. Любое лишнее слово ни к чему… Затем долго прощались…

Закрываю глаза, лицо казака с плавно покачивающимися длинными усами исчезает, будто вынули слайд.

Я подробно сообщаю Адвокату о разговоре с казаком из ЭфБиАй. Но часть о русских шпионах среди новых иммигрантов опускаю.

– Фамилию сотрудника не запомнили? – перебивает наконец Адвокат.

– Запомнил хорошо. Рональд Петков. У меня даже телефон остался. Очень надеюсь, что никогда не понадобится… могу дать…

– Нет, не надо… Я хочу быть уверен, что вы меня поняли. Мы не можем допустить, чтобы ваши конфликты с властями в России рассматривались тут на суде… Вы видите, чем это грозит?

– Ну да, – сразу же соглашаюсь я, хотя и вижу что-то совсем иное.

Наши сигареты, одновременно опущенные в цементную урну, сталкиваются мерцающими мордами и начинают шипеть друг на друга.

Непроницаемый Адвокат задумчиво глядит прямо перед собой. Поглаживает пальцем внутреннюю сторону правой ноздри. Я прослеживаю направление его взгляда и наталкиваюсь на скамейку напротив.