Судный год

– Тебе трудно будет представить… – Он вытягивает губы. Некоторое время задумчиво наблюдает, как расширяется перед ним в воздухе никотиновое кольцо. Протыкает его указательным пальцем. – Помнишь, Витька Денисов притащил к нам во двор две пары ходулей? И мы целый день ковыляли на них во дворе, стычки устраивали? Спихнуть друг друга пытались?

– Конечно, помню!

– Вот у меня и сейчас часто такое же ощущение… Только ходули теперь мои каждая по десятку миллионов долларов. Иначе по нашему болоту не пройти… Забрался высоко, поэтому и идти надо осторожно. А те, что высоко, сразу к себе внимание притягивают. Спихнуть легко могут. Падать там больно… Уже несколько раз было. И опять влезал… Ну а теперь приноровился вроде… Приедешь в гости, покажу. Дам немного походить на своих ходулях… Познакомишься с женой, новую племянницу увидишь…

– На карточке, которую ты прислал после свадьбы, не разобрал даже толком, как твоя жена выглядит.

Спринтер резко дергается всем телом влево и вытаскивает из пухлого бумажника в заднем кармане небольшую фотографию. Молоденькое, ничем не примечательное лицо, окруженное сверкающей шапкой рыжих волос. Грустные, встревоженные глаза и растерянная улыбка. Мог бы Спринтер и покрасивее найти.

– Моя Инулька, – голос у него теплеет. Хотя и не слишком сильно. До горячего явно недотягивает. – Уже почти два года вместе живем. Начинали, когда еще в ларьке на Лиговке крутился. Очень умная женщина. Единственный во всем Питере врач-трихолог. Единственный трихолог.

По лицу его мелкой рябью проскальзывает хорошо знакомая усмешка. Если и любит кого, так всегда не полностью, всегда с усмешкой. И, когда повторяет слова, слышна она довольно отчетливо.

– Трихолог? Это чего такое? – Слово довольно противное. Напоминает о какой-то венерической болезни.

– Врач по болезням волос. Специальные курсы кончала в Германии. Устраивает фокусы с воскрешением мертвых волосяных фолликул. Колдует с разными европейскими кремами, втираниями. Из лысых обратно в волосатые!

– Трихология… Даже не слышал никогда, что есть такая наука…

– Скоро узнаешь. – Небрежно проводит взглядом у меня по волосам. – Года через три, не больше… Я тебе говорю, наука эта чудеса творит!

– Трудно поверить. Почему тогда столько лысых кругом? Ну, во славу трихологии, мудрейшей из наук. Хоть ей не верят многие, но, знать, их разум туг!

 – перефразирую Козьму Пруткова и глотаю свой коньяк.

– Тут у Инульки недавно клиент был, ходил к нам домой. Молодой мужик, а на черепе ни одного волоска. Как бильярдный шар. Но уже через пару недель коротенький ежик на темени появился. Потом еще два на висках. Сейчас вот ходит весь кудрявый… Так вот, брат мой… Первый лечебно-диагностический центр открываем. На Невском, недалеко от Садовой. Кремы, шампуни, лазерная терапия для радикальной инкрустации и восстановления волос. Клиенты на шесть месяцев вперед… Насте, дочке нашей, второй год, няньку хорошую нашли, так что у Инульки теперь время появилось.

– Да-а, широкие у тебя интересы!

– Не у меня, а у нее. Не может дома сидеть без дела. А по мне, так и лучше… – Снова ныряет Спринтер в свой бумажник. И теперь не кривая ухмылка, а выпрямившаяся заразительная улыбка во все лицо. – А это Настенька… Смотри, она на меня очень похожа. Наверное, единственное, что от нас, Маркманов, останется… Видел бы ты, как она слушает музыку. Подрастет немного, и обязательно куплю беккеровский рояль.

История о беккеровском рояле – дед продал его за буханку хлеба в блокаду (вместе с историей о бомбе, которая попала в наш дом на Чайковского и расколола его надвое) – была неотъемлемой частью маминого семейного фольклора, на котором мы со Спринтером выросли.

– Как-то непривычно слышать про твои отцовские чувства. – Уж не собирается ли Спринтер выворачивать передо мной свою душу? Не хотелось бы. Вывернутая наизнанку, я думаю, она выглядела бы не слишком приятно. И за последние годы, я подозреваю, чище не стала. – Мне казалось, у тебя на семью времени не остается.

– Пока еще времени остается на все… Не знаю только, хватит ли надолго… Странно, ничего такого к Андрюшке не испытывал. Не срослось. Не помню даже, из-за чего… Но это же от нас не зависит… Я понимаю, ты злишься, что не помогал Аннушке эти годы, не приехал на похороны. Все на тебя свалилось. Я ведь до самого конца не знал толком, что у вас здесь происходило. Думал, дело у Андрюшки пошло на поправку. Да и стоял я тогда плохо. Очень плохо. Но все равно бы бабки ему на лечение как-нибудь достал, если бы на то пошло.

– На то не пошло… Пошло на другое… на знахарей, шаманов… но даже и на них пошло не так уж много… На самом деле помощь твоя и не нужна была. На жизнь нам хватало. А Андрюше никто не мог помочь.

– Я тебе писал, у Инульки беременность очень тяжело проходила. Должна была рожать через день-другой после его похорон. Нельзя было оставлять одну… И у меня со здоровьем проблемы большие были…

– Понимаю… Сейчас неважно…