Людям со стандартным мышлением подчас бывает трудно понять, насколько универсальными являются принципы настоящей суфийской деятельности. Поскольку суфизм был предназначен для того, чтобы существовать в условиях ислама, как и в любых других условиях, его легко можно изучать через контекст ислама. Было бы полезным отметить, что два руководства, полностью согласовывавшихся с официальной теологией и написанных явно для того, чтобы доказать всем ортодоксальность суфизма, вышли из-под пера двух суфийских гигантов — Калабаджи из Бухары (ум. в 995 г.), написавшего «Таруф», и Худжвири (ум. в 1063 г.), написавшего «Кашф аль-Махджуб», первый суфийский трактат на персидском языке. Оба автора относились к элите суфизма, но зачастую производили впечатление посторонних наблюдателей, а не посвященных, подобно Омару Хайаму, что вводит в заблуждение исследователей, не в меру буквалистиче-ски подходящих к его творчеству. Произведения этих авторов полны скрытого смысла, который невозможно восстановить в переводе. В дальнейшем многие средневековые суфийские ордена шли этим путем. Они продолжили их работу, показавшую высокую эффективность в условиях мусульманского мира. Однако, как отмечают некоторые суфии, «одно время суфизм изучали исключительно с помощью знаков». Целью обоих методов был Совершенный Человек. Символизм и определенный опыт, с помощью которого суфийская практика может привести к одному знаменателю ислам и другие религиозные системы, это уже иная область, доступная только суфиям-практикам и скрытая в афоризме: «Тот, кто пробует, знает».
По разным причинам существует очень много объяснений, касающихся употребления слова «суфии», но для тех, кто присоединяется к этим мистикам, единственно верное толкование его сводится к тому, что это слово в зашифрованном виде содержит в себе концепцию Любви. Также зашифрованными, на этот раз с помощью числового кода, являются следующие слова, передающие в краткой форме некоторые идеи: «выше», «превосходство», «исправление», «завещание», «достаточное количество чего-либо в нужное время». Таким образом, суфизм есть трансцендентальная философия, предназначенная для исправления определенных вещей, берущая свое начало в прошлом, но полностью применимая и к современному обществу.
Вся религия подчинена идее развития. Суфии считают, что эволюция суфия осуществляется внутри него самого, а также в его взаимоотношениях с обществом. Развитие общества и конечная цель всего творения, включая сюда и даже номинально неодушевленные вещи, неотделима от конечной цели суфия. На какой-то период, на миг, месяц или больше, ему может понадобиться отделить себя от общества, но в конечном итоге он никогда не теряет связи с вечным целым. Таким образом, важность суфиев громадна, а их деятельность и внешний вид могут изменяться в зависимости от потребностей людей и высших сил. Джалал ад-дин особо подчеркивает эволюционный характер усилий человека, которые всегда оправданы, независимо от того, прилагают ли их отдельные группы или люди: «Я умер как пассивная материя и стал растением. Я умер также и как растение и стал животным. Я умер как животное и стал человеком. Почему я должен бояться утраты своих "человеческих" качеств? Я умру как человек, чтобы воскреснуть "ангелом"...» (Мас-нави, кн. 3, рассказ XVII).
Такая позиция в суфийском духе разъясняет некоторые кажущиеся противоречия в поведении и взглядах суфиев. Никогда не забывая о реальном положении вещей, суфии раннего периода ислама подчеркивали важность самоотречения и дисциплины, чего очень не хватало расширявшемуся и процветавшему государству, формировавшемуся на основе военных успехов на Ближнем Востоке. Рядовые историки, как правило, не замечают этого, и поэтому подходят к суфизму с чисто исторических позиций, полагая, что им удается заметить независимое развитие в рядах фанатиков. Передают, что святая женщина-суфий Рабийа (ум. в 802 г.) особое значение придавала любви, а Нури (ум. в 907 г.) — отказу от мира. Нам говорят, что затем наступил новый период, характеризовавшийся более сложными — спекулятивными и философскими — взглядами на жизнь и, более того, последующими предполагаемыми влияниями извне.
Подобное развитие является бесспорным фактом, но объяснение его с суфийской точки зрения во многом будет отличаться от того, которое напрашивается при поверхностном рассмотрении. Во-первых, все элементы суфизма всегда были налицо, находясь в уме человека. Разные условия вызывали к жизни различные формы учения, ибо «никто не может все свое время проводить в ярости».