Президент давно отметил неопределенность позиции и колебания советского руководства в вопросе о встрече в верхах, сказал он. Видимо, в Москве есть свои соображения на этот счет, которые президент не может не учитывать. В этой связи президент не считает себя вправе поднимать больше вопрос перед советским руководством о конкретной дате встречи в верхах. Он не может также согласиться с увязкой этого вопроса с предварительным решением другого вопроса (намек на Западный Берлин), хотя и готов продолжать обсуждение, независимо от этого, любых международных проблем. Президент оставляет поэтому вопрос о встрече вообще пока открытым на неопределенное время и не будет больше его поднимать. Он вместе с тем будет готов вернуться к его обсуждению, когда, по мнению Москвы, сложатся условия для такой встречи.
Что касается Западного Берлина, сказал Киссинджер, то события, к сожалению, показали, что решение этого вопроса продвигается медленнее, чем они надеялись. Президент готов, однако, продолжать поиск соглашения. Киссинджер, по его словам, говорил на эту тему с советником канцлера ФРГ Баром, который настроен позитивно (последний действительно немало сделал для улучшения отношений ФРГ с СССР).
Спустя несколько дней Киссинджер, немного остыв, счел все же нужным, с ведома Никсона, опровергнуть появившиеся в американской прессе спекуляции о том, что в подходе к вопросу об улучшении отношений с Пекином администрация США руководствуется антисоветскими соображениями. В целом чувствовалось, что Белый дом хочет как-то сбалансировать возможное влияние последующего флирта между Вашингтоном и Пекином на советско-американские отношения.
В один из вечеров в начале мая у меня была интересная беседа с влиятельным сенатором Саймингтоном. Он устроил ужин «на троих»: был еще его друг, сенатор Фулбрайт, председатель сенатского комитета по иностранным делам. Они выразили желание откровенно поговорить со мной о советско-американских отношениях.
По мнению сенаторов, позиция СССР по ряду вопросов достаточно конструктивная и отражает стремление найти взаимные компромиссы. Однако в Москве недостаточно учитывают американскую специфику, когда средства массовой информации, используя закулисные каналы администрации «по умышленной утечке информации», дают направленную, одностороннюю информацию, искажающую истинное положение дел, в том числе и на советско-американских переговорах по разным вопросам.
Таким образом, администрация становилась монопольным обладателем информации в том, что касается отношений с СССР. Москва явно отставала в оперативности и гибкости форм при продвижении в общественное мнение своей позиции, а порой просто упорно отмалчивалась, когда речь шла о конкретных советско-американских переговорах (сенаторы тут были, бесспорно, правы, так как Громыко был просто одержим секретностью, и не только представители прессы, но порой и многие советские дипломаты ничего толком не знали о наших позициях, тем более о динамике их развития). Все это ставило и ставит оппозицию в сенате США, подчеркнули мои собеседники, в весьма трудное положение, поскольку мы не имеем конкретных убедительных аргументов против зигзагов Белого дома в переговорах с Москвой.
Короче, они призывали нас продумать вопрос о лучшем пропагандистском обеспечении советской позиции по важнейшим внешнеполитическим проблемам с учетом чисто американской специфики.
Надо сказать, что этот вопрос я ставил перед Москвой неоднократно. Несколько раз он обсуждался на уровне правительства. Принимались решения, но ничего не менялось – громоздкая советская пропагандистская машина, требовавшая согласования на многих уровнях и инстанциях, не поспевала за ходом событий.
В середине мая мне неожиданно позвонил Киссинджер. В Вашингтон прилетел из Женевы Смит, глава американской делегации на переговорах по стратегическим вооружениям. Он представил Никсону меморандум о своей беседе с главой советской делегации послом Семеновым, которая состоялась во время прогулки на лодке по озеру. В меморандуме излагались «соображения Семенова», которые, по убеждению Смита, «открывали наконец дорогу к соглашению».
К великому удивлению президента, сказал Киссинджер, соображения Семенова, изложенные в меморандуме, охватили те пункты, по которым сам президент вел негласные переговоры с советским правительством по конфиденциальному каналу, о чем Смит и его делегация ничего, разумеется, не знали.
Киссинджер запальчиво заявил, что мы пренебрегаем конфиденциальным каналом и стремлением президента Никсона поддерживать личный контакт с советскими руководителями, что мы «предпочитаем» обычные дипломатические каналы, хотя знаем, что они дают много утечек и что это может поставить под удар Никсона и его самого. «Мы можем полностью прекратить использовать этот канал».