Для «страховки» советские руководители все же решили срочно вынести непростой вопрос о визите Никсона на закрытое обсуждение пленума ЦК КПСС. Пленум, одобрив указанное решение и укрепив курс на мирное сосуществование, открывал дорогу для развития отношений с США, невзирая на догмы об «интернациональной солидарности». Идеологические соображения, пожалуй впервые в таком важном деле, уступили здравому смыслу, хотя в дальнейшем они и продолжали давать о себе знать.
И Никсон, и Киссинджер понимали, что Москве было нелегко, как лидеру социалистического лагеря, согласиться на встречу в условиях американских бомбардировок ДРВ, и опасались возможности отказа советского руководства от встречи. Не случайно, когда я пришел с окончательным ответом, Киссинджер решил шуткой скрыть свою озабоченность, предложив держать пари на ящик шампанского, что он угадает наш ответ.
Я согласился. Он написал на бумаге свою версию нашего ответа и закрыл ее рукой. Тогда я сообщил ему, что мы, как и раньше, исходим из согласованной даты встречи, без каких-либо изменений. Он же на бумаге написал следующий прогноз: «Встреча не отменяется, но переносится на другой, неуточненный срок, который должен быть в дальнейшем дополнительно согласован». И проиграл пари.
В общем, мы оба, положившие немало труда в подготовке встречи в Москве, были довольны таким исходом. Советско-американская разрядка выдержала серьезное испытание. Правда, ящик шампанского я до сих пор не получил, он все еще остается за Киссинджером.
В течение последующей недели мы практически ежедневно встречались с ним, чтобы согласовать организационные вопросы, а главное, максимально завершить подготовку договоренностей и формулировок по основным вопросам московского саммита.
Надо признать, что Киссинджер обладает высокой профессиональной способностью находить компромиссные формулировки. Бывали между нами и негласные дружеские «сделки»: он говорил мне, что готов принять ту или иную спорную формулировку, из числа предлагавшихся Громыко, но оговаривался, что сделает это официально не на наших с ним переговорах, а в Москве, когда лично встретится с Громыко, чтобы «доставить ему удовольствие». Слово свое он в таких случаях всегда держал. Надо добавить, что Киссинджер – в интересах общей договоренности по крупным вопросам – порой сознательно делал уступки Громыко при отдельных формулировках в сторону более привычной для советской стороны фразеологии, зная, что это важно для министра при докладах в политбюро, но когда в целом это, конечно, не имело уж такого принципиального значения для американской стороны.
В преддверии визита сам президент пошел на необычный шаг: 18 мая пригласил меня приехать в Кэмп-Дэвид с остановкой на ночь для обстоятельного разговора наедине по всем вопросам его визита. Такое приглашение впервые было сделано иностранному послу.
Накануне этой важной встречи я получил указание сообщить президенту, что, по нашему мнению, сейчас выявились реальные перспективы достичь существенных результатов на встрече в Москве, которые были бы весьма полезными как для развития наших отношений, так и для положения в мире в целом. «Сделано немало для успеха этой встречи. Удастся ли реализовать все имеющиеся возможности, – предписывалось мне заявить Никсону, – разумеется, будет зависеть как от позиций обеих сторон на самой встрече, так и от той обстановки, в которой она будет проходить».
(В Москве все еще опасались возможных неожиданных «трюков» Никсона во Вьетнаме, хотя там должны были бы понимать, что президент в не меньшей степени заинтересован в успехе встречи. Сами американцы сильно опасались, как бы Ханой не начал новые крупные наземные операции во время встречи в Москве. Об этом моей жене сказала супруга Никсона, когда они вдвоем обсуждали ее программу пребывания в Москве.)
В ходе длительной беседы с Никсоном в Кэмп-Дэвиде мы подробно обсудили основные вопросы предстоящей встречи в Москве. Надо отдать ему должное: он достаточно четко и с явным знанием дела формулировал свой подход к этим вопросам и к возможной договоренности по ним.
В целом ясно было, что встреча в Москве завершится весомыми результатами, о чем я и доложил советскому руководству.
Никсон показал мне дачи в Кэмп-Дэвиде, где будет размещен советский руководитель, «когда он приедет с ответным визитом в следующем году». Он провел меня в свой рабочий кабинет. На столе лежало несколько толстых досье с материалами по СССР. Наверху были две папки с пометкой «Брежнев». Одна с записями бесед с ним Киссинджера. Другая подборка его основных публичных высказываний, начиная с XXIV съезда КПСС.