Ведь наверняка кое-кто – да и не только в США – рассчитывает: быть может, Ричард Никсон не выдержит, надломится. Но как мы с удовольствием отмечаем, Вы не собираетесь доставлять им такое удовольствие. Мы говорим все это, исходя из сложившихся между нами добрых отношений и веря в успех предстоящей нашей новой встречи. Тем временем мы ждем прибытия в Москву Вашего госсекретаря в конце мая для завершения подготовки нашей июньской встречи, как это было условлено».
Таково было это необычное в истории наших отношений с американскими президентами обращение советского руководства. По существу, это был жест моральной поддержки президента Никсона в трудную для него минуту. И этот жест был сделан из Москвы!
Я сказал далее президенту, что генеральный секретарь рассматривает это обращение как строго конфиденциальное и что о нем в Москве знает весьма ограниченный круг лиц. Оно так и осталось неизвестным.
Никсон был явно тронут этим обращением. После некоторого молчания он попросил передать Брежневу свою благодарность за все сказанное и особенно за то, что сделано это в чисто человеческом плане. Он просил передать также, что «Никсон и эмоционально, и физически вполне здоров и готов во всеоружии встретить и отразить все наскоки своих врагов». Ситуация в этом плане в США, конечно, сложная, но он, президент, уверен в конечном благоприятном исходе.
Я считаю, подчеркнул Никсон, что историки могут еще заговорить о «доктрине Брежнева – Никсона», которая составляет суть нынешних советско-американских отношений. В чем же ее существо, если принять существование такой доктрины, хотя она никогда нигде официально не была оформлена и не провозглашена? Ответ прост: руководители СССР и США стремятся сделать все необходимое, чтобы наши два великих народа не противостояли друг другу, а работали совместно во имя одной цели: мира на Земле. Это – главное наследие, которое я, как президент США, надеюсь оставить после ухода из Белого дома в 1976 году как результат тесного сотрудничества с советским руководством, лично с Брежневым, отметил Никсон.
Я согласен, сказал он в заключение, с предложенным генеральным секретарем перечнем вопросов к новой встрече на высшем уровне в Москве, по которым уже есть заметное продвижение. Надо взаимно форсировать достижение соответствующих соглашений еще до самой встречи.
Видно было, что Никсона явно приободрило то обстоятельство, что на фоне мрачных туч Уотергейта сохраняется и даже расширяется просвет во внешнеполитической области, в частности в отношениях с СССР. Он даже как-то повеселел.
Киссинджер тем временем занимался ближневосточными делами. 29 мая Скоукрофт передал для Громыко сообщение Киссинджера с Ближнего Востока: «Переговоры, проведенные госсекретарем с Сирией и Израилем, привели к соглашению о разводе войск Сирии и Израиля. Соглашение будет подписано в пятницу, 31 мая 1974 года, в Женеве военными представителями Сирии и Израиля в военной рабочей группе Женевской конференции». Я передал это сообщение Громыко, но подумал, что он вряд ли воспримет его с большой радостью, поскольку Киссинджер опять обошел нас, действуя в одиночку.
Когда госсекретарь вернулся с Ближнего Востока, у меня состоялась с ним продолжительная беседа по вопросам, связанным с подготовкой визита Никсона в Москву.
Итоги беседы и наши предыдущие встречи давали в целом достаточно полное представление о подходе Белого дома к предстоящей встрече на высшем уровне. Определялся круг новых конкретных соглашений и договоренностей, которые могли внести вклад в дело дальнейшего развития того курса в советско-американских отношениях, который был заложен на предыдущих двух встречах на высшем уровне.
Вместе с тем из бесед с Киссинджером уже отчетливо проглядывались контуры Уотергейта и связанное с этим заметное стремление Белого дома свести до минимума возможную критику в адрес президента в связи с итогами его предстоящего визита в СССР. Чувствовалось, что и сам Киссинджер на этот раз не очень хочет втягиваться в поиск решения чересчур сложных и спорных вопросов, дабы не подставить себя лично под критику оппозиции и не оказаться, таким образом, втянутым в общий внутриполитический водоворот Уотергейта.
Уотергейт и атакующие президента антисоветские круги фактически лишали Никсона и Киссинджера возможности вести серьезные переговоры в Москве с целью заключения нового значительного соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений. К тому же и внутри администрации шли горячие споры о том, как сопоставлять советские и американские ядерные вооружения, структура которых была явно асимметрична. Пентагон оставался основным тормозом.
Когда я встретился с Киссинджером 8 июня, он передал в доверительном порядке американский проект соглашения об ограничении стратегических вооружений с учетом предстоящего рассмотрения этих проблем в Москве.