…И последнее. В письме вновь поднимается так называемый вопрос «о правах человека». Наша квалификация существа этого вопроса и поведения американской администрации в этой связи была только что сообщена через нашего посла. Это наша принципиальная позиция… И вообще как мы должны расценить такое положение, когда президент США направляет послания генеральному секретарю ЦК КПСС и в то же время вступает в переписку с отщепенцем, который объявил себя врагом Советского государства и выступает против нормальных, хороших отношений между СССР и США? Мы не хотели бы, чтобы испытывалось наше терпение в ведении любых дел международной политики, в том числе и в вопросах советско-американских отношений. Так вести дела с СССР нельзя.
Таковы мысли, г-н президент, которые возникли у меня и моих коллег в связи с Вашим письмом. Я не подбирал округлых формулировок, хотя, быть может, они и были бы приятнее. Речь идет о вещах слишком серьезных, чтобы оставлять место для каких-то двусмысленностей или недоговоренности. Мое письмо продиктовано искренней заботой о сегодняшнем и завтрашнем дне наших отношений, и именно эту главную мысль я хочу со всей прямотой и доверительностью довести до Вас».
Вэнс дважды перечитал это письмо, а затем после некоторого раздумья сказал: «Лично я приветствую такой прямой, без обиняков язык генерального секретаря. Наш президент все еще слишком легко подходит к некоторым международным проблемам. Я, например, несколько раз ему говорил, ссылаясь и на разговор с Вами, и на всю историю предыдущих переговоров, что советское правительство придает очень большое значение решению вопроса о крылатых ракетах. Он этому не внемлет и стремится побыстрее закончить соглашение без длительных переговоров по оставшимся спорным вопросам, думая, что эти вопросы можно отложить «на потом». Я ему говорю, что это не так, но…» (Вэнс развел руками в знак того, что он пока не может убедить президента).
«Надеюсь, что откровенное письмо Брежнева, – продолжал госсекретарь, – заставит президента несколько по-иному взглянуть на вещи. Я, конечно, не во всем согласен с тем, что изложено в письме, но надеюсь, что именно такое письмо нужно сейчас президенту».
Вэнс далее выразил сожаление, что события повернулись таким образом и что, несмотря на его личное желание («а такое желание в принципе есть, я знаю, и у президента») развивать хорошие отношения с СССР, все сейчас сконцентрировалось – во всяком случае в глазах общественности – на публичных разногласиях «по правам человека», без какого-либо позитива.
В целом Вэнс воспринял текст письма Брежнева, я бы сказал, даже с некоторым удовлетворением. Видимо, оно как-то подкрепляло его собственную позицию в дискуссии, которая активно шла в высших кругах администрации о будущем развитии советско-американских отношений.
Однако в вопросах по ОСВ Картер продолжал считать, что перенос двух спорных вопросов (крылатых ракет и «Бэкфайера») «лишь содействовал бы более скорому соглашению со всеми его позитивными политическими последствиями». Он настойчиво призывал Брежнева определиться в вопросе о «значительном сокращении уровней стратегических сил, которого мы могли бы достичь через 4–5 лет», а не настаивать только на небольших шагах «в направлении неопределенного будущего». Короче, Картер продолжал упорно навязывать Брежневу обсуждение своих идей вместо того, чтобы завершить владивостокские договоренности. Брежнев же настаивал на необходимости сохранения в переговорах вопроса о крылатых ракетах и одновременно решительно отвергал «попытки поднимать вопросы, выходящие за рамки межгосударственных отношений», то есть права человека (письмо от 16 марта). Переписка по этому вопросу начинала заходить в тупик.
По словам сенатора Кеннеди, к этому времени в конгрессе резко изменились настроения в вопросах разоружения. Законодатели ратовали за увеличение военных расходов и наращивание вооружений. Полностью прекратились голоса в пользу сокращения или вывода американских войск из Западной Европы.
Кеннеди объяснил мне, что эти настроения в конгрессе объясняются поворотом общественного мнения США. В числе причин такого поворота сенатор назвал, в частности, небывалую по своему размаху пропагандистскую кампанию, развернутую Пентагоном и военно-промышленным комплексом и усилением антисоветских настроений в конгрессе, вызванным кампанией в защиту прав человека в СССР. («Вы даже не представляете, что сейчас происходит в конгрессе!»)
Тем временем Бжезинский передал мне текст ответного письма Картера Брежневу. Картер продолжал навязывать Брежневу для обсуждения свои идеи о владивостокской договоренности (характерно, что ответ Картера был передан не через Вэнса). Последовал новый обмен письмами.
Накануне своей поездки в Москву Вэнс пригласил меня на беседу, чтобы, как он сказал, в общих контурах обрисовать подход США к новому соглашению с СССР по ограничению стратегических вооружений. При этом он оговорился, что не все еще утверждено президентом, но основные контуры ясны.