Курс администрации на максимальное наращивание американского и военного потенциала, по существу, блокировал возможность деловых переговоров с СССР по ограничению гонки вооружений и уменьшению опасности войны. Итоги советско-американского сотрудничества в этой области в прошлые годы, в частности договор об ОСВ-2, были объявлены Рейганом невыгодными для США. Переговоры с Москвой должны были, по замыслу нового руководства, вестись с позиции силы и «в увязке» с общим поведением СССР.
Такой практический вывод вытекал из переписки на высшем уровне и из нескольких моих безуспешных попыток, как посла, завязать в течение 1981 года диалог с Хейгом относительно возобновления переговоров по ядерным вопросам.
Следует добавить, что руководящий эшелон администрации, занимавшийся разработкой и реализацией политики США в вопросах разоружения, состоял в основном из фактических противников реальных мер в области разоружения и договоренностей с СССР (Ю. Ростоу, директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению, Э. Роуни, специальный представитель США на переговорах по ограничению вооружений, Р. Пэрл, заместитель министра обороны).
США продолжали курс на отрыв стран Восточной Европы от СССР, причем проводили эту политику в значительно более прямолинейной и откровенной форме, столь характерной для нового руководства в Вашингтоне (свидетельство тому – события в Польше).
Отношения США с Китаем получили дальнейшее развитие на основе «стратегической общности» интересов. Началось их военное сотрудничество.
Политика в районе Ближнего и Среднего Востока, в бассейне Персидского залива ставила целью добиться господствующего положения США в этом регионе и в других ключевых районах мира, наращивать давление на позиции СССР и связанные с ним режимы и движения. Резко усилился политический и психологический нажим на Гавану.
В Москве не питали иллюзий в отношении нового президента США. И все-таки где-то, скорее, подсознательно, у кремлевского руководства теплилась надежда, что Рейган, хотя и говорит жестко, но все же реалист, с которым можно будет попытаться найти контакт.
Тем сильнее были разочарование и озабоченность, когда советское руководство пришло к выводу, что имеет дело с опасно конфронтационным деятелем, который не желает достичь каких-то договоренностей с Советским Союзом. Во всяком случае, именно так выглядел в глазах Москвы первый год его правления. У дипломатического корпуса Вашингтона, естественно, вызывали наибольший интерес назначения на посты, связанные с внешней политикой.
Сенатор-демократ Пелл, член комитета по иностранным делам, сообщил мне в начале января, что скоро в комитете состоятся слушания по поводу утверждения бывшего генерала Хейга на пост госсекретаря.
Сенатор сказал, что, когда Хейг находился на посту главнокомандующего войсками НАТО, он на нескольких закрытых заседаниях конгресса «довольно свободно» говорил о возможности использования тактического ядерного оружия в случае конфликта в Европе. Правда, он оговаривался, что этот вопрос может решить лишь один президент США, но «ядерное мышление» генерала тогда все же насторожило либеральных сенаторов. Поэтому они и хотят допросить Хейга на слушаниях «с некоторым пристрастием».
Я неплохо знал Хейга еще по его работе в никсоновском Белом доме и не считал, что это был лучший выбор на пост госсекретаря США. Хейг был по характеру задиристый человек, склонный к конфронтационной манере беседы, а не к поиску возможных договоренностей. Для него все было или черное, или белое – полутонов он не признавал. Категоричность его суждений, видимо, объяснялась тем, что он был профессиональным военным. Атмосфера конфронтации была для него более привычным состоянием, чем неопределенность, связанная с ослаблением напряженности или с неясными перспективами затяжных переговоров.
Привычка к военному единоначалию, которое Хейг стремился ввести и в руководство внешней политикой США, быстро привела его к столкновениям с ближайшим окружением президента и военным министром Уайнбергером, которые, по существу, не признавали за новым госсекретарем права полностью монополизировать сферу внешней политики и исподволь настраивали против него президента. Короче, он становился противоречивой фигурой не только вовне, но и внутри администрации, хотя его внешнеполитические взгляды, по сути, мало чем отличались от взглядов самого президента.