Стога сена, кусты, какие-то холмики, маленькие домики, сарайчики вдруг зашевелились, заколебались, распались на части и исчезли. А на их месте, будто из-под земли, появились стальные чудища с высоко задранными носами. На каждом впереди лежала огромная толстая вязанка хвороста.
Тихо ворча, как бы хрюкая, чудища поползли вперед, в сторону немцев. Они вылезали отовсюду — из лесов и перелесков, из лощин и впадин, из деревень. За чудищами шагали люди с винтовками на плече, с мешками за спиной, с короткими лопатами у пояса.
Это танковый английский корпус и ударные части пехоты шли на исходные позиции.
Темная, непроницаемая ноябрьская ночь наполнилась жизнью, приглушенными звуками. Чтобы скрыть шум танковых гусениц, англичане открыли по немцам стрельбу из пулеметов, минометов и даже из орудий. Но стрельба велась умышленно вяло, немногими орудиями, с перерывами, чтобы не вызвать беспокойства немцев.
К одиннадцати часам ночи все уже было закончено. На фронте в десять километров между Северным и Шельдским каналами, на расстоянии каких-нибудь восьмисот-девятисот метров от германского боевого охранения выстроились в боевом порядке ударные части третьей английской армии.
Впереди, вытянувшись в двойную десятикилометровую линию, на интервалах в восемьдесят-сто метров друг от друга застыли танки первой волны — двести машин. Перед каждым танковым батальоном, выдвинувшись на сто метров, расположился командирский танк. На одном из них, в самом центре, находился генерал Эллис.
За первым эшелоном танков расположился второй, а еще дальше третий.
Во всех трех эшелонах находилось триста семьдесят восемь боевых машин марки «М-IV» и девяносто восемь вспомогательных, а всего четыреста семьдесят шесть.
Из вспомогательных танков пятьдесят две машины были загружены бензином, снарядами и пулеметными лентами, чтобы питать боевые машины на поле битвы. Тридцать два танка везли с собою кошки — четырехлапые якоря для растаскивания колючей проволоки. Эти танки должны были проделать широкие проходы для кавалерии. Два танка несли на себе целые мосты. Один на огромных салазках тащил исполинскую катушку с телеграфным кабелем. Еще девять танков были снабжены радиостанциями.
Весь этот огромный флот сухопутных крейсеров развернулся в боевой порядок так, что немцы ничего не заметили. Около половины двенадцатого ночи моторы всех машин были заглушены. Потом смолкли пулеметы и орудия. В полночь стало совсем тихо. Машины и люди, казалось, растворились во мраке ночи.
Хотя командование второй германской армии и было уверено, что в районе Камбре не может быть никакой английской атаки, тем более с участием танков, но все же сообщения пленных заставили его принять кое-какие меры по усилению обороны.
На угрожаемый участок в ночь под 20 ноября были придвинуты два дивизиона артиллерии и несколько батальонов пехоты. Кроме того, все войска, стоявшие здесь, получили приказ держаться в полной боевой готовности.
Ночь была безветренная и очень холодная. Немецкие солдаты в передовом окопе зябко ежились. Дозорные, пуская осветительные ракеты, впивались глазами в сторону противника. Но там ничего не было видно, тем более что с вечера появился туман, густевший с каждым часом.
В четыре часа тридцать минут ночи одному из дозорных, стоявших на окраине деревни Авринкур, померещилось какое-то движение в полосе тумана впереди. Дозорный позвонил на командный пункт. Там пустили в черноту неба красную ракету. Это был сигнал артиллерии открыть огонь. И в ту же минуту тишина ночи нарушилась ревом сотни орудий.
Германские батареи били по лесу Авринкур. Там, по словам пленных, укрывались танки. Вот им-то и посылались стальные «чемоданы» разных калибров.
Действительно, танки в лесу Авринкур были. И если бы немцы открыли такой огонь по лесу в шесть часов вечера, то танкам пришлось бы плохо, многие из них были бы уничтожены. Но уже в семь танки из лесу ушли на исходные позиции. И немцы теперь били по пустому месту.
В пять часов немецкие батареи закончили огневой налет.
Германский командир артиллерии, глядя в сторону, где только что густо вздымались желтые фонтаны огня, уверенно проговорил куда-то в пространство:
— Ну, теперь танкам капут!
В пять тридцать из английских окопов вылезла пехота и заняла места позади танков. Командиры танков то и дело поглядывали на светящиеся в темноте стрелки часов. По мере того как они приближались к нулевому часу[2]
, волнение у всех возрастало.Шесть часов утра… Часовая и минутная стрелки вытянулись в одну линию. Еще темно. Солнце взойдет лишь в половине восьмого. Но до нулевого часа осталось всего только двадцать минут. Люди вздрагивают не то от холода, не то от волненья. Все окутано туманом, таким густым, что на расстоянии десяти шагов не видно человека.
Танковые команды вошли в машины. Послышался легкий стук закрываемых наглухо дверок. В смотровые щели изнутри машин брызнул слабый свет. Там зажглись лампочки.
В шесть пять во всех машинах первого эшелона раздается короткая команда:
— Заводи-и мотор!
Шесть часов десять минут…
Начинается!