Сумасшедшие ночи на двоих (СИ)

— Когда он ушел, мне не оставалось ничего делать, кроме как вылезть из окна… — она не обращала внимания на то, что он хотел ей сказать, ведь сейчас надо высказаться ей, — Дойдя до перекрестка, я видела там тебя и Солотошена у своей машины. Время на размышление оставалось мало, поэтому было три варианта: либо подбежать к тебе и умереть вдвоем, либо остаться на месте и дать тебе умереть… — каждое слово давалось ей с трудом. Ему было больно смотреть на это, но перебивать, чтобы остановить ее, он не стал, — Тогда мне в голову пришел план: «снести его».

— Значит… — его глаза расширились от ужаса.

— Я еле успела… Я сбила его почти в сантиметрах от тебя, и хотя, что шансов выжить у меня было ноль — я это знала… — я рискнула. Хотя… мне было страшно потерять жизнь и больше не увидеть маму, Лину, одноклассников… тебя и я сомневалась в своем поступке… Но меня подбадривало то, что если я даже и умру, то на верху будет человек, который сможет обо мне позаботиться и я буду с ним счастлива, — слезы потоком потекли с ее глаз, — Неужели я умру?

— Заткнись! — Тсукиеми закрыл глаза, из которых вот-вот должны были хлынуть слезы, — Не смей такого говорить, слышишь?!

— Я пообещала себе, что… — она закашляла — было видно, что с ней что-то не так, будто она…

— Аму ты должна замолчать!

— Что скажу тебе: Я…

— Аму…

— Люблю…

— Хинамори твою мать!

— Тебя, — она подняла руку и, дотронувшись до щеки парня, вновь произнесла: — Я люблю тебя.

— Я тоже… — глаза Аму вдруг закрылись, а побледневшая и вся в крови рука безжизненно упала на землю, — Люблю тебя.

Увы, но последних слов она не услышала…

***

«Пи пи пи пи пи пи пи пи»

Злобная пищалка давила мне на слух, заставляя сморщиться и невольно поднять руку, дабы выключить эту хрень, что так мешала спать.

Но не найдя ничего подобного, как кнопка, я, разочаровано фыркнув, открыла глаза, но тут же пожалела об этом: все было белым… так режет глаза.

—Выключите свет, — простонала я и, поднявшись с кровати недовольно заметила, что я нахожусь не в своей кроватке и комнате, а в неуютном и каком-то злобном помещении, которое почему-то пахнет лекарством. Больница?

Я огляделась — и впрямь: белая палата, с одной единственной люстрой, белая кровать, на которой я собственно отдыхаю и какие-то аппараты справа от меня с трубочками, что были у меня в носу и во рту и на животе.

— Что за беспредел?! — я начала срывать все эти херовеньки с себя, отмечая, что на мне находилась белая ночная сорочка, задранная до ключиц. Да тут одни извращенцы! И что я тут делаю?!

А точно… Икуто…

И где этот извращенец? Он так и не сказал ответ на мое признание! Вот же жмот!

Злостно прорычав, я, встав с места, с легким головокружением пошагала к жутко белой двери. Теперь я понимаю, почему люди сходят с ума.

Открыв ее и удостоверившись, что в коридоре пусто и никого нет, я, шлепая босыми ногами по холодному мрамору, побежала куда-то вперед… или назад?

Да неважно! Я есть хочу — надо найти жрачку.

Обойдя весь этаж, я все-таки смогла найти лестницу. И… халилуя! Я нашла стоящий стол на колесиках, на котором была еда!

— Хех, — я смачно облизнулась и, подбежав к нему, схватила первую попавшеюся тарелку с ложкой, я помчалась опять в свою палату.

— Какая наглость! — послышалось где-то сзади меня.

Все-таки спалилась, ну и ладно…

Добежав до своего этажа — второго — я ринулась к своей палате, мечтая, как я буду уплетать всю эту вкуснятину, которая хоть на вид и не очень, но голодному коту и кость покажется царским обедам!

Забежав в свою палату, я ринулась к кровати, а точнее за нее. «И все-таки здесь не так уж и плохо». Усевшись поудобней между кроватью и тумбочкой, я начала уплетать какую-то кашу с жутко вкусными котлетами.

— Доктор скажите, а как скоро она придет в себя? — за дверью послышались тяжелые, наверняка мужские шаги, а так же голоса. Интересенько.

— Не могу точно сказать, на «кому» не похоже, но…

— Она уже месяц, как вы говорите «не в коме»! — Это что, Икуто? Он волнуется? А почему тогда сам спрашивает? Он же сам вроде будущий хирург… Стоп… месяц?

— Вы сами будущий врач и должны понимать что, так как ее жизни уже ничего не угрожает, просто надо ждать.

Голоса замолкли и стали тихими и совсем неразборчивыми. Ну и ладно. Пусть помучается! Вот покушаю и…

Дверь палаты внезапно открылись и, так как размер кровати и помещение было небольшим, то меня было с легкостью заметить.

— А… — он удивленно уставился на меня — Икуто, все такой же: высокий, широкоплечный, красивый, сильный и такой… извращенец… — Му…

Но не в этом суть… то как я сейчас выглядела, можно было запечатлеть на камеру и шантажировать меня этим всю оставшеюся жизнь — Счастливые, но голодные глаза, целая котлета во рту, в руках тарелка с едой, белая сорочка и наверняка запутанные розовые космы.

Мне можно было смело давать кличку «девочка из голодного края».

— Фто? — я начала жевать котлету, стараясь изобразить: «Я не я, и хата не моя».

Но вместо слов, он рухнул рядом со мной на колени и, не успев я сказать и слово, как моя тарелка была забрата, а сама я прижата к его горячему торсу. Мне или кажется или он подрос?