Сумеречные Врата

— Стало еще тверже, — заверил ее Ренилл.

— Сердце — понятно. Ну а желудок? Не пустовато ли там?

Ренилл промолчал.

— Нет, конечно, если голод со временем проходит. Но я, честно говоря, опасаюсь, что дело обстоит иначе. — Шишка сочувственно покачала головой. — Или нет, я ошиблась, еды здесь в достатке. Если Высокочтимый, чью неблагодарную жизнь я спасла, чувствует голод, он может удовлетворить его мясом вивуры. — Она кивком указала на гнилой комок плоти ящерицы.

Ренилл не изменился в лице.

— Не будет ли немного слишком? — попытался вмешаться Зуда.

— Не лезь, — оборвала его Шишка, даже не повернув головы, и супруг тут же стушевался.

— Не глупи, — попробовал увещевать ее Ренилл. — Отнеси записку моим соотечественникам…

— Тьфу, ты что думаешь, стража у ворот пропустит Безымянную? Да и чего ради? Чтобы получить в награду пару цинну? Ты задолжал нам куда больше!

— Не обещай! Побереги глотку, пока она не пересохла. — Ее осенила новая мысль. Женщина заглянула в кувшин с водой и радостно оскалилась. — Эгей, вода-то застоялась, пить уже нельзя. — Она опрокинула кувшин и остатки воды выплеснулись на землю. — Вот так, — добавила Шишка ухмыльнувшись. — Как только Высокочтимый прочитает письма, мы принесем ему хорошей, свежей воды.

— Воистину, ты забываешь об осторожности, — упрекнул Зуда.

— Хватит! — она хлестнула голосом, как кнутом, супруг поморщился. — Я ни о чем не забываю! Это ты забываешь о собственном сыне. Слизняшка должен получить имя!

— Но…

— Он получит имя! Любой ценой! Мы добьемся этого для него. Слушай, муж мой, и не противоречь! Мы выполним свой долг.

Глаза хищницы обратились на Ренилла.

— И ты, неблагодарный… ты поможешь нам, или никогда больше не узнаешь вкуса воды. Подумай хорошенько. Она отвернулась и решительно зашагала прочь. Зуда, с мученическим вздохом, поплелся за ней. И что теперь делать?

— Она тебя поймала, верно? Подцепила на крючок, не сорвешься. — Зеленушка вернулся и, не ожидая ответа, продолжил: — Гордый Высокочтимый скорее помрет от жажды, чем поступится своей честью.

— Честно говоря, едва ли.

— Но ему не придется ни помирать, ни сдаваться. Я

раздобуду ему хлеба, я принесу воды. Если, конечно… — Зеленушке не пришлось оглашать условия.

Ренилл покосился на торжествующего мальчишку.

— Ты знаешь буквы? — испросил он.

Учить Зеленушку оказалось неожиданно легко и даже приятно, потому что мальчишка на удивление хорошо соображал. Они начали с алфавита — вонарского, потому что Зеленушка, как большинство горожан-авескийцев, бегло говорил на вонарском, и хоть и был ребенком, отлично понимал, что добиться успеха он может только в среде иноземцев.

— Научусь читать и писать по-вонарски, и тогда, как вырасту, стану писцом в счетной палате в Малом Ширине, — рассуждал Зеленушка. — Буду носить белую куртку и дважды в месяц приносить домой жалование. Заведу квартиру в приличном доме, может, даже на Лауреани, и мясо буду есть три раза в неделю.

— Хорошая мысль. Напиши-ка мне первые десять букв, заглавные и строчные, по порядку. И обрати внимание на косые штрихи, они у тебя обвисают.

— Где, где обвисают? Ты что, слепой? — Зеленушка непочтительно высунул язык.

— Да, обвисают. Если хочешь стать писцом в счетной палате, научись писать как следует.

— Фигня!

— Первые десять букв. За дело!

— Ты, приманка для ящериц! — Зеленушка возмущался больше для виду. Подобрав остроконечную палочку, заменявшую ему перо, мальчик принялся выцарапывать на земле буквы. Он немного помолчал, погрузившись в работу, но задание было слишком легким, и парнишка отвлекся.

— Вот стану писцом в счетной палате, — размечтался он, — пойду в сад Нириены в Малом Ширине, и никто не станет отдергивать подол, чтоб его не коснулась тень Безымянного. Они и знать не будут. Никто не догадается, что я Безымянный. Я их всех одурачу. Буду всюду расхаживать и делать, что хочу, не хуже других.

— А чего ты хочешь?

— А вот вернусь сюда, отыщу Шишку. Она как увидит мою белую куртку, догадается, что я при службе, и станет клянчить денег. Вот она клянчит, такая ласковая, пресмыкается, как голодная псина. А я слушаю, киваю. А как она кончит, тут я и плюну прямо ей в харю. И рассмеюсь, потом уйду и никогда больше сюда не вернусь.

— Да, достойная цель. Этого стоит добиваться.

— Смеешься, да? — Зеленушка нахмурился.

— Понимаешь, я не виню тебя за то, что ты ее ненавидишь. Она весьма неприятная личность.

— Мерзкая, как падаль!

— Но все же для сироты вроде тебя она лучше, чем ничего. Хоть кормит, и то хорошо.

— Кто сказал, что я сирота? — возмутился мальчишка.

— Я подумал…

— И ошибся! Я не сирота. У меня есть родители, здесь же, в ЗуЛайсе. И еще братья и сестры. Они живут в большом доме, в хорошем месте. На улице ДжиПайндру. Я иногда смотрю на тот дом, смотрю, как они входят и выходят.

— Понятно…

— Ты мне не веришь!

— Я этого не говорил.

— Я по лицу вижу, ты думаешь: «Бедняга мечтает, выдумал себе семью».

— Не надо говорить за меня, Зеленушка. Вернемся к уроку. Я просил тебя написать первые десять букв.