— Мне просто интересно, а какая разница, как мы друг к другу относимся? — я старалась чтобы мой голос звучал твердо. — Мир от этого треснет, что ли?
— Замолчи, — резко сказал он. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Никто и не думал, что возможна длительная связь вампира и человека. Это абсурд.
— Почему? — спокойно спросила я.
— Потому что когда человек сильно возбуждается, он теряет над собой контроль, — Эдвард, как обычно, являл собой саму прямолинейность. — То же самое с вампиром. Иными словами попытка, например, заняться любовью с человеком закончится смертью последнего. Без вариантов. У нас инстинкты гораздо сильнее. И сопротивляться им сложнее. Точнее — в ряде случаев это физически невозможно.
— Между нами ничего не будет, ты можешь не беспокоиться на сей счет.
— Но ты не ответила на вопрос.
— А ты так и не сказал, какой в этом смысл, — сухо ответила я. — Какое тебе дело? Просто информируй меня дальше. Мы же не собираемся спать вместе.
— Некоторые вампиры это практикуют перед тем, как выпить жертву досуха, — задумчиво уточнил он. — В процессе они ломают человеку кости. Ты не представляешь себе, насколько осуждаются у нас такие извращения. Ты непредсказуема, Белла. Я не знаю, что взбредет тебе в голову, если ты, не дай бог…
— Мне нечего тебе сказать, — мрачно ответила я.
— То есть, Элис ошиблась?
— Да.
— Я нисколько тебе не нравлюсь?
— Не нравишься, — добавила я излишне резко и сердито. — Давай закончим на этом.
— Я очень хочу тебе верить, — сказал он, с отеческим беспокойством глядя на меня.
Ненавижу его за это.
Я решила с ним не говорить и не спорить. Дальше мы шли молча.
«Я не ребенок. Хватит смотреть на меня так, словно я чья-то дочь, за которой ты временно присматриваешь».
Идти пришлось всё утро. Солнце встало над нашими головами, и Эдвард шагал вперед, становясь всё более напряженным.
Место, к которому он привел меня, было странным. Лес понемногу стал редеть, и сквозь плотно стоящие друг к другу стволы прорезался яркий просвет. Сначала я увидела край поляны, плавно уходящей вверх и образующей собой что-то вроде холма. Но еще впереди стало ясно, что холм обрывается, и перед тобой оказывается пропасть глубокого оврага, в котором я видела поваленные грозой деревья, сломанные ветви. Дальше вновь шел лес.
Эдвард поднялся почти на край поляны, нас окружал лес. Я взволнованно остановилась и нервно поправила рюкзак на плечах.
— Обычно я спускаюсь в самый овраг, остаюсь в тишине. Наконец-то никого не слышу. Но сегодня этого делать не стоит, — негромко произнес Эдвард, стоя ко мне спиной. — Белла, сейчас ты кое-что увидишь. Это страшно и, вероятно, неприятно. Мне будет больно, но ты не должна ничего делать. Ты ничем не сможешь помочь.
— Стой. Это очень больно? — спросила я взволнованно.
— Достаточно.
— Эдвард, не нужно ничего показывать. Мне достаточно и того, что я просто знаю.
— Нет, кому-кому, а тебе точно нужно видеть это. Просто чтобы ты всё понимала до конца, — ответил он, снимая с шеи шарф. Затем он снял капюшон и толстовку, так что солнечные луки ярко осветили его излишне белую кожу. Эдвард повернулся ко мне, и я удивилась выражению готовности к чему-то жуткому. Прошло около минуты. Он вздохнул и посмотрел на солнце. Посмотрел со злостью и мятежом — так, наверное, в небо глядят падшие ангелы, отлучённые от солнечного света.
Неожиданно он согнулся в поясе, плотно сомкнул челюсти, пытаясь не застонать. Закачавшись, он упал на одно колено и впился ладонью в мягкую землю. Изменения начались с глаз и лица… Сеточка сосудов, начиная с радужной оболочки стала краснеть, затем чернеть. Понемногу я смогла видеть, как на анатомическом экспонате, каждую венку под его кожей, каждый сосуд. При этом кровь его темнела, и на контрасте с белой кожей обезображенного мукой дьявольской боли лица это казалось невыносимо страшным. Словно я вживую увидела демона. Он обнажил белые клыки и зарычал, этот жуткий вибрирующий звук отозвался у меня где-то в желудке, так что я почувствовала тошноту. Потом сеточка сосудов перешла на шею и плечи, руки. Эдвард, тяжело дыша, поднялся с колена. Я не могла прочесть ни единой эмоции на лице или в демонических глазах. Передо мной стоял не человек, а истинное чудовище.
Мне захотелось бежать прочь. Нет никаких сомнений — он же убьёт меня.
Я сделала шаг назад.
“Стоп”.
Посмотрев в его лицо не без трепета, я заставила себя стоять на месте.
“Смотри на него. Смотри ему в глаза”.
Я смотрела, хотя и дрожала всем телом. Это чувство… давно забытое. Так бывает, когда ты в темноте смотришь в зеркало, смотришь в глаза своему отражению. И в тишине разум начинает с тобой игру, лицо кажется жуткой мордой Неизвестного. Вот, что таилось во взоре Эдварда.
Он вдохнул носом воздух и сдавленно произнес:
— Отойди от меня к деревьям, Белла.
Я, спотыкаясь, послушно отошла назад.
Эдвард повернулся ко мне спиной, закрыл лицо руками.
Я рассматривала его тело, пытаясь заставить себя привыкнуть к тому, что увидела. Он был не просто уродлив или страшен. Он являлся болезненной аномалией, вроде людей с генетическими отклонениями.
Внезапно Эдвард исчез.