Сумерки разума (СИ)

— Ты должна притвориться. Хотя бы притвориться, что смирилась. По всем правилам я обязан рассказать Карлайлу о твоей реакции. Поэтому возьми себя в руки.

— Не понимаю, — я вяло покачала головой. — Зачем вся эта таинственность? Посмотри на людей. Им же плевать на нечисть. Пусть она и существует, я почему-то уверена, что это скорее вызовет у них ажиотаж и интерес.

— О, нет, — он улыбнулся. — Всё совсем не так. Существует масса причин, по которым людям нельзя о нас знать.

— Например?

— Например, как ты думаешь, при условии, что есть духи, упыри, демоны… какой логичный вопрос возникнет у людей?

Я недоуменно нахмурилась:

— Кто еще существует в мире?

— Да. Пока кто-нибудь не спросит про богов.

— И что в этом такого?

— А то, что, скорее всего, Господь есть.

Я вздохнула, потирая себе лоб, который начал мучительно гореть. Эдвард продолжил:

— И следующий вопрос — что произойдет с религиозно фанатично настроенными людьми и прочими больными на голову существами, по недоразумению природы наделенными человеческим разумом?

— Они… попытаются с помощью всего этого доказать, что именно их бог истинный.

— Еще как попытаются. Если раньше религиозные битвы носили идеологический, несколько иллюзорный смысл, то теперь смысл станет явным. Появятся настоящие крестоносцы, повернутые сатанисты и прочие фанатики, которые поведут людей на войну во имя бога. Не представляешь, как много денег смогут заработать люди, делающие деньги на войнах. Теперь каждая из религий обязана будет доказать на деле свою значимость. Церковь станет ближе к государственности. Это далеко не всех устроит, и могут начаться революции. Это я еще не вспомнил охотников на нечисть, которых расплодится огромное количество так же, как много в свое время было поклонников чистоты расы. Люди глупы, Белла, — он посмотрел на меня с ноткой сочувствия. — Существует малая часть образованного общества, которая адекватно и спокойно отнесется к правде, но пока что их не большинство и даже не треть. Нелюди могущественны, но их очень мало. Люди были вынуждены заключить Договор, чтобы предотвратить конфронтацию между двумя расами. Но знаешь… ты сказала, что большая часть людей — корм. Неужели ты думаешь, что без Договора люди что-то значили?

— Разумеется значили.

— О, ты очень наивна. Люди — простые, посредственные, вроде тебя или твоих родителей и одноклассников — никогда и ничего ни для кого не значили. Во всяком случае, они точно не имеют значения для тех, кто правит миром. Люди, Белла, являются кормом в любом случае — есть нежить или нет. Если бы нас не существовало, вас бы жрали, но немного иначе, — жестко сказал Эдвард. — Об этом не принято говорить, но посмотри правде в глаза. В жизни каждого человека есть два понятия значимости. Собственная значимость для себя и значимость для мира. Аксиоматически считается, что первая значимость важнее, но на самом деле это не так. Потому что когда встает вопрос о мировых порядках, мировом устройстве и решениях, имеющих такое значение, смотрят не на то, какой у тебя мир внутренний глубокий, а на то, что ты, собственно, из себя по факту представляешь и что ты умеешь, насколько ты полезна для общества. Людей всё больше, и их ценность всё меньше. Это не афишируется, о таком говорить всерьёз не принято — разве что в качестве циничной шутки. Но так всё и обстоит. Договор — чудовищен, это верно. Но факт в том, что он ничего не поменял. Он не изменил жестокость системы, он заставил тебя посмотреть ей в лицо.

Я должна была сохранять спокойствие, и у меня это получалось, но только за счет шока.

— Посредственностей не существует, — покачала головой я. — Не важно, сколько людей. Важно, что в действительности каждый — ценен.

— В этом я с тобой согласен. Но речь только о том, что Договор есть. И тебе придется принять его. Принять его так же, как ты до него принимала мир.

Голова гудела, точно в ней поселился рой разбуженных злых пчел.

— Я должна знать, почему ты так стараешься не убить меня.

— Белла… — он вздохнул, качая головой.

— Я готова это выслушать, — мрачно добавила я, глядя ему в лицо.

— Ладно, — он безмятежно пожал плечами. — Вообще-то я думал использовать тебя, как свою личную кормушку. У тебя слишком вкусная кровь, чтобы убить тебя сразу. Я решил себе дать время к тебе привыкнуть, втереться к тебе в доверие и пить тебя понемногу. Но потом понял, что не выдержу. Если попробую хотя бы чуть-чуть, то убью. Тогда я решил, что чего быть, того не миновать. И в тот день Тайлер едва тебя не расплющил о стенки твоей же машины. Я понял, что хочу, чтобы ты жила. Потому что такие, как ты, должны жить.

— Почему? — вяло спросила я.

— Нравятся мне такие. Исковерканные. Непонятные. Допустим, я тебя убью, и что дальше? Тебя не станет, я не смогу изучать тебя, не смогу с тобой говорить. К тому же твой запах мне и правда очень нравится. Жизнь стала для меня не такой скучной, когда ты появилась в Форксе.

— То есть, я тебя развлекаю?