- Как уже было сказано выше, реб Янкэлэ Йехуде Бен Борхиню был человеком рачительным, основательным, домовитым и без всякой меры хозяйственным. Делать - так делать. Причём, серьёзно, вдумчиво и по-взрослому.... Итак, потомственный маркиз Пушениг прибыл в еврейское гетто. Оставил коня в конюшне при харчевне, что располагалась рядом с ветхой кирпично-глиняной стеной, ограждавшей гетто по периметру, и - через главные ворота - прошёл внутрь.... Дам, пожалуй (сугубо для полноты картины), маленькую историческую справку. Про гетто, естественно, придумали в Ватикане. Где же ещё? Различных придумщиков и креативных фантазёров там всегда хватало. На протяжении многих и многих веков.... Ничего, что я так говорю о безгрешных Святых отцах? Ну, и ладно. Двигаемся дальше....Значит, в недобром 1555-ом году Папа Павел (кажется, Четвёртый), мир его праху, издал знаковую буллу, мол: - "Все евреи, проживающие на папских землях, должны селиться в специальных местах, причём, отведённых раз и навсегда, а также ограждённых высокой стеной с надёжными воротами, которые должны старательно охранять бдительные христианские стражники. Кроме того, жители таких еврейских поселений не имеют права покидать гетто в ночное время, а также и в дни христианских праздников...". За что Папа Павел так взъелся на бедных евреев? На всех сразу и без разбора? Я не знаю. Бог ему судья. Но в семнадцатом веке еврейские гетто утвердились уже во многих европейских странах: в Италии, Германии, Чехии, Польше и даже в Литве. А пражское гетто - на протяжении многих-многих лет - являлось самым крупным. То есть, самым большим по численности населения. Оно официально так и именовалось - "Еврейский Город".... Маркиз, никуда особо не торопясь, шёл по узкой и кривой улице. Завершалось позднее осеннее утро, постепенно преобразуясь в скучный осенний день. Светло-жёлтое солнышко уже прилично оторвалось-отошло от изломанной линии горизонта. Лёгкий утренний ветерок азартно игрался с опавшими жёлтыми и багряными листьями. По обеим сторонам улочки, тесно-тесно прижимаясь друг к дружке, выстроились разномастные строения различной этажности - от одного этажа до трёх.... Какие, интересуешься, строения? А всякие и разные. В том плане, что хижины, домишки, бараки и прочие неказистые халупы, выстроенные из.... А Бог его знает, честно говоря, из чего конкретно они были построены. Наверное, изо всего подряд, что подвернулось строителям под руку. Бедненькие такие строения - покосившиеся, хилые и убогие. Причём, только отдельные окошки (редкие и узенькие, надо заметить), были оснащены стёклами. Остальные же были либо затянуты какой-то молочно-белой плёнкой (рыбьим паюсом или же бычьими пузырями), либо "застеклены" пластинами золотисто-желтоватой слюды. Такая слюда, как мне помнится, называется - "вермикулит".... Благородного маркиза донимали ароматы-запахи. Вернее, если быть максимально честной и точной, то откровенная и однозначная вонь, безраздельно царившая вокруг. Как же иначе? Ведь канализация в гетто отсутствовала. Да и солидные мусорные кучи - вперемешку с пищевыми отходами - наблюдались повсеместно. А над мусорными кучами, как и полагается, заинтересованно кружили разноцветные мухи - ядовито-зелёные, янтарно-жёлтые и тёмно-синие с лёгким ультрамариновым отливом.... Ещё чётко ощущалась (на уровне чуткого подсознания), мрачная серо-жёлтая аура. То бишь, выражаясь напрямик, целое море сурового негатива. Боль, унижение, стыд. Страх, живущий в обитателях и обитательницах гетто практически с самого рождения. Из знаменитой серии, красочно и доходчиво описанной одним из столпов современной философии, мол: - "Иногда казалось, что страх - живое существо. Сидит себе внутри тебя, ест, пьёт и, нагло ухмыляясь, испражняется. А главное, постоянно растёт, пухнет и расширяется - словно стремится занять-захватить весь твой хилый и болезненный организм...".... Вскоре Пушениг вышел на некое подобие поселковой площади, то есть, на относительно ровный песчано-каменистый прямоугольник, в который вливались - с разных сторон - сразу несколько улочек. А ещё на площади располагалась парочка почерневших колодцев-журавлей, длинный одноэтажный барак под тёмно-коричневой камышовой крышей и будка для охранников.... Что ещё за будка? Обыкновенная: грязно-зелёная в светло-серую полосочку.... На площади, надо заметить, было достаточно людно: обитатели гетто мужского пола, образовав небольшую толпу, о чём-то увлечённо беседовали между собой - пожилые мужички самого степенного и положительного вида, одетые чистенько, но бедненько. Визуально - все они были похожи на типичных клерков среднего звена. На служащих меняльной лавки, к примеру. Или же на мастеровых. Имеются в виду портные, сапожники, ювелиры, стоматологи и тому подобное. Только на головах у мужчин наличествовали чёрные блинообразные шляпы, тульи которых были украшены широкими ярко-жёлтыми лентами.... Маркиз наспех переговорил с двумя пожилыми ландскнехтами, скучавшими возле своих длинных чёрных копий, небрежно прислонённых к покосившемуся кирпичному забору. Выяснилось, что евреи обсуждали "сценарий" какого-то ближайшего еврейского праздника. А ещё один из стражников небрежно указал рукой на молоденькую девушку, сидевшую на низенькой скамье с кривой некрашеной спинкой, и пояснил, мол: - "Это она и есть - та, что с самого утра дожидается благородного господина маркиза...". Девица на скамейке была очень миленькая: невысокая, худенькая, очень стройная, черноволосая, зеленоглазая, с чуть заметными ямочками на смуглых щеках. "А ещё и улыбчивая", - непроизвольно отметил Пушениг, а после этого забеспокоился: - "Интересно, а чем она зарабатывает себе на жизнь?". Чем было вызвано это беспокойство? Ну, как же. Общеизвестно, что девушки и женщины, проживавшие в средневековых еврейских гетто, трудились - в большинстве случаев - либо швеями, либо проститутками. По крайней мере, так утверждают некоторые маститые специалисты-историки, изучающие европейское Средневековье.... Не хотелось маркизу, короче говоря, чтобы эта симпатичная барышня оказалась "гулящей". Не хотелось, и всё тут.... Он подошёл к скамье и громко кашлянул. Девушка вздрогнула, обернулась и, радостно улыбнувшись, вскочила на ноги. Молодые люди познакомились и немного поболтали - о всяком и разном. Потом Аннушка (так звали девушку), объяснила, что является самой искусной швеёй в гетто и предложила Алексу пройти к дому своего отца-раввина. Мол: - "А с финансовыми делами, уважаемый маркиз, ничего у вас не получится. Извините.... Почему не получится? Сегодня же суббота - день абсолютного и умиротворённого покоя. По субботам евреям строго-настрого запрещено обсуждать все бытовые и финансовые вопросы. Цель этого дня состоит в том, чтобы добиться состояния полного отдыха и блаженного покоя, освобождая - тем самым - силы для духовной работы. Закон такой - очень древний, мудрый и неукоснительно-соблюдаемый. Поэтому и прижимистый Калман Ротшильд сегодня не у дел.... Ладно, хоть на големов посмотрите. Чтобы поездка даром не пропала...".... Через некоторое время они подошли к давно некрашеному и хлипкому забору-штакетнику, за которым находились-располагались: аккуратная синагога, крохотное еврейское кладбище и обшарпанный двухэтажный домик, к которому примыкали неказистые хозяйственные постройки. Со стороны серого, высокого и длинного сарая раздавался глухой стук-перестук, сопровождаемый размеренным кряхтеньем. "Кто-то колет дрова?", - ехидно хмыкнув, предположил Алекс. - "В субботний день, когда работать грешно?". "Сейчас всё поймёте, господин Пушениг", - заверила спутница. - "Только калитку отопру.... Пойдёмте...". Они, пройдя мимо синагоги и обогнув коровник, направились - по узенькой и короткой гравийной дорожке - к дому раввина. Рядом с входной дверью сеновала высокий плечистый мужик колол берёзовые дрова. Несуетливо так колол - умело, уверенно и монотонно. Ставил очередное сучковатое полено торцом на толстенный кряж, заносил топор-колун высоко над головой, примеривался и, слегка приседая, резко опускал руки вниз. "Хряп-п-п!", - встречаясь с поленом, вдохновенно пел топор. "Ох-х!", - равнодушно выдыхал мужик. Топор пел, мужик выдыхал, а берёзовые поленья - одно за другим - послушно разлетались на части. "Во всём этом...м-м-м, ощущается что-то однозначно-механическое", - машинально отметил про себя маркиз. - "И в движениях, и в звуках. Словно в данном рабочем процессе задействован некий станок.... Что ещё можно сказать про этого типа? Ну, здоровенный такой мужичина, облачённый в мешковатые тёмно-коричневые штаны и широченную тёмно-серую робу. Кряжистый и матёрый. Толстенные руки свисают почти до колен. Непропорционально-маленькая лысая голова. Уши, наоборот, откровенно великоваты. Кожа - терракотовая. То бишь, кирпично-красная.... Стоп-стоп. Это же.... Голем?". "Он самый", - словно бы прочитав его мысли, подтвердила шёпотом Аннушка. - "Готфридом зовут. Традиционное имя для големов. Так повелось.... Пусть работает. Не будем ему мешать. Тем более что он и говорить-то почти не умеет. Только, в основном, неразборчиво "булькает". Зато всё-всё понимает...". Потом - уже в доме раввина - состоялся скромный обед, за которым хозяевам и их гостю прислуживала рослая служанка. "Служанка?", - засомневался Пушениг. - "Да это же самый натуральный гренадёр в юбке. Плечи и бёдра широченные. Руки длиннющие. А походка - как у потомственного боцмана с английского торгового брига - характерным "циркулем".... Служанка? Ну-ну. Так я и поверил.... И движения у данной массивной барышни какие-то угловатые и слегка дёрганые. А непропорционально-маленькая голова покрыта светлым платком, из-под которого выглядывает солидный кирпично-красный носяра. Позвольте, но это же.... Голем женского пола? Однако...". После завершения обеда, когда Аннушка и рослая служанка покинули столовую, ребе Янкэлэ пояснил: - "Создавая голема-женщину, я преследовал две конкретные и важные цели. Во-первых, хотел повысить и укрепить свой авторитет. Причём, как среди жителей этого конкретного гетто, так и среди чванливых пражских раввинов. А, во-вторых, нам с дочерью понадобилась трудолюбивая и верная служанка. Но, как известно, служанкам надо платить деньги. Гертруда же трудится бесплатно. Да и кормить её не надо. И воровать она не умеет. Обыкновенный еврейский - в меру здоровый - прагматизм. Не более того.... Усмехаетесь, мой благородный собеседник? Небось, думаете, что предприимчивый и ушлый раввин задумал - для получения коммерческой прибыли - создать ферму по выращиванию големов? Совершенно напрасно. Я заведомо невыгодными делами не занимаюсь. Никогда. Принцип такой - семейный и краеугольный.... Видите ли, милый маркиз. Создать полноценного голема - дело невероятно трудное. Придуманная каббалистическая формула (она же якобы утерянная), работает только один раз. То есть, одна формула - один голем. Голем создан - формула повторно не срабатывает. Следовательно, для создания ещё одного голема необходимо придумать совершенно новую формулу. А на это уходит, как показывает практика, от одного года до трёх.... Говорите, что очень медленно? Полностью согласен. С такими низкими темпами серьёзной прибыли, увы, не заработать.... Но и вариант с естественным размножением големов перспективным не является. К тому моменту, когда рождённый маленький голем вырастет и станет работоспособным, я - с большой долей вероятности - помру. Не стоит, право, игра свеч.... Так что, господин Пушениг, забудьте о своих весёлых фантазиях. Голем мужского пола старательно выполняет обязанности слуги-мужчины. Голем женского пола трудится, не покладая рук глиняных, покорной и безотказной служанкой. Вот, собственно, и всё. Никакого двойного еврейского дна. Клянусь древней и могущественной Каббалой.... Размножение големов? Теоретически - это возможно. Мои глиняные "человечки", виденные вами, маркиз, оснащены...э-э-э, ярко-выраженными половыми признаками. Один - мужскими. Другая - женскими. Только это, кха-кха, ничего не значит. Мои големы не могут воспроизводить себе подобных. По крайней мере, без моего отдельного приказа. Такая каббалистическая формула заложена в их глиняных головах.... Кем, спрашиваете, заложена? Формально - вашим покорным слугой. Но, если подойти к данному вопросу с философской точки зрения, то Великим автором Каббалы. То есть, нашим всеобщим (не смотря на все разноплановые религиозные разногласия), Создателем.... Недоверчиво покашливаете? Мол, старого перца понесло в дебри философские? Ладно вам, любознательный маркиз. Будьте, всё же, снисходительны к почтенной еврейской старости.... Итак. Готфрид и Гертруда существуют в условиях следующих непреложных правил. Они обязаны. Проснуться и встать на ноги в тот момент, когда солнечный диск (даже находясь под завесой плотных облаков), полностью оторвётся от линии горизонта. После этого приступить к выполнению своих прямых должностных обязанностей - заранее строго оговорённых. Кроме того, выполнять отдельные просьбы-приказы, отданные мной или Аннушкой. В завершении трудового дня, как только солнечный диск коснётся нижней частью своего обруча западной линии горизонта, лечь спать. Готфрид - на сеновале. Гертруда - в кухонном чулане. На этом, собственно, и всё. Никаких приказов о..., о размножении они от меня не получали. Да и не получат. Никогда.... Откуда же тогда, спрашивается, взяться деткам-големам? А мне зачем сдалась беременная баба-голем? Ну, сами подумайте.... После обеда Алекс пообщался с големами - и совместно, и поодиночке. Поговорил, поулыбался, порасспросил, похохмил. А после этого, вернувшись в горницу дома раввина, поделился своими впечатлениями-ощущениями, мол: - "Вы, ребе, абсолютно правы. По степени умственного развития ваши големы находятся на уровне шестилетних ребятишек. Со всеми вытекающими, понятное дело...". Ночью Пушениг (спать его определили в просторном чулане на первом этаже, под деревянной скрипучей лестницей), проснулся от тихого, но настойчивого стука в дверную филёнку. За дверью стояла Аннушка, которая жестами пригласила следовать за ней. На улице властвовала светлая ночь - это круглая жёлто-янтарная Луна и несколько миллионов ярких осенних звёздочек старались вовсю. Алекс и его юная провожатая подошли к высокому длинному сараю и остановились возле тёмной входной двери. "План у нас такой", - торопливо зашептала девушка. - "Отворяем дверь, входим и крадёмся - тихо-тихо - направо. Возьмите, маркиз, мою ладонь в свою. Буду вас вести, чтобы случайно не споткнулись в темноте обо что-нибудь.... Куда и зачем мы идём? Хочу вам кое-что показать. Вернее, кое-кого.... Ох, как ошибается мудрый и непогрешимый ребе Янкэлэ. Как же фатально ошибается. Настоящая Любовь, она сильнее даже древней и всесильной Каббалы...". В сарае пахло ароматным цветочным сеном и свежими берёзовыми опилками. Они осторожно двинулись в правую сторону, откуда доносились отголоски какого-то оживлённого разговора. Маленькая и узкая девичья ладошка, помещённая в ладонь Алекса, была суха, нежна и горяча. "Отголоски разговора?", - мысленно хмыкнул Пушениг. - "Скорее, уж, среднестатистического любовного воркования.... Неужели, Аннушка - извращенка и любительница развратных оргий? Нет-нет, тут, пожалуй, что-то совсем другое.... Ага, впереди замаячила светло-жёлтая короткая полоска. Это же узкая щель в стене. Сейчас посмотрим - что за ней...". За бревенчатой стеной, в призрачном свете масляного фонаря, пристроенного на берёзовом чурбаке, обнаружилась тесная комната с грубым широким топчаном, на котором разместились полуобнажённые големы. Глиняные "человечки" нежно-нежно перешептывались между собой - так, ничего особенного и эксклюзивного, обычно-обыкновенная любовная чепуха, ненесущая чёткой смысловой нагрузки: - "Зайка, птичка, рыбка...". Причём, на нормальном человеческом языке перешептывались, безо всяких и всяческих нечленораздельных "бульканий". А ещё големы - в перерывах между бесконечно-нежным воркованием - умело целовались, отчаянно лапали друг друга глиняными ладошками по пикантным частям бронзово-коричневых тел и страстно мычали.... Через некоторое время Готфрид захотел большего. Но женщина-голем была категорически против, мол: - "Не могу я здесь, в жилище человеческом. Не могу, и всё тут. Запахи противные. Аура чужая.... Вот, когда сбежим из этого вонючего и негостеприимного гетто, тогда. Причём, сколько угодно. Хоть двадцать раз на дню. Хоть тридцать пять...". "Ну, что ты, Герда, как маленькая?", - огорчённо бубнил Готфрид. - "Что ещё за дурацкие комплексы? Наплюй, милая, на них. Наплюй и разотри. Чай, не убудет с тебя, красотка писаная и недотрога стеснительная. Ну, позволь...". Но его глиняная подружка была непреклонна, мол: - "Только тогда, когда обоснуемся в каком-нибудь диком уголке Восточных Карпат. Главное, чтобы в абсолютно безлюдном уголке...". Вот, и вся история...