Суровые дни

И повернул свободной рукой ключ. Варвара схватила Прохора. Силой потянула от двери.

Куда Варваре против мужа? Разве удержишь? Но только Прохор освободился резким рывком, как сразу, крякнув, обмяк. И если бы не Варвара, еще сильнее прижавшая к себе Прохора, опустился бы прямо на пол, так снова резанула проклятая поясница.

А начала она болеть четыре дня назад. Прохор проснулся в середине ночи от сверлящей боли. Подумал: повернулся не так, сейчас пройдет. Но боль не утихала… Сквозняком, верно, прохватило или разгоряченный вышел из цеха на мороз — вот и свернуло.

Прохор лежал на спине, с открытыми глазами. Рядом спала Варвара. Разбудить ее? Но потом решил: авось, обойдется. Пусть спит. А боль не отпускала. Прохор кряхтел и порой чувствовал обиду: он мучается, а Варвара ничего не слышит, продолжая спокойно посапывать.

Ночь казалась бесконечной. Только под утро немного полегчало.

Прохор попытался лечь на бок. Сделал движение и, не выдержав, застонал.

— Прохор?! — встревоженно спросила Варвара. — Приснилось что?

— Спи. Спи. Ниче… — Но тут же опять застонал. Железные когти вцепились в ногу и рвали на куски.

Сегодня с утра дело как будто пошло на поправку. И Прохор решил непременно, хоть ненадолго, заглянуть на завод. История с забастовкой не на шутку встревожила Прохора. Он чувствовал, что вина в значительной мере лежит на нем. Можно ли после всего этого спокойно отсиживаться дома?

— Варюша! Хочешь быть настоящим другом? Проводи на завод!

— Не на завод, а в кровать тебя провожу!

Как раз в это время дверь раскрылась. И с улицы сперва вошел Никита Черноусов, а за ним какой-то незнакомый человек. Они остановились, удивленно глядя на застывших в тесных объятиях посреди комнаты Пылаевых.

Неловкое молчание нарушил Черноусов.

— Решили больного проведать. А больной-то ишь каким соколом!

Сконфуженный Прохор сел на табуретку. Варвара не выдержала и пожаловалась:

— Своевольничает. На завод собрался, раздетым. Ему в тепле лежать велено. Одна надсада с ним.

— Что же вы, товарищ Пылаев, установленный режим нарушаете? — улыбаясь, сказал незнакомый человек.

Только теперь Прохор и Варвара обратили на него внимание. Он улыбался тепло и дружески, как давний хороший знакомый, а глаза его ласково поблескивали.

— По праздникам ребята из литейного к дому Тимофея Ивановича Пестова ходили. Играли на гармони. Песни пели. Чего не делали, чтобы дочка его, Варвара, из оконца выглянула.

Варвара и Прохор удивленно переглянулись: откуда ему все известно? А тот, улыбаясь, продолжал:

— Только зря старались. Выбрала Варвара Тимофеевна не нашего брата-литейщика, а Прошу Пылаева из инструментального цеха.

Варвара, пытливо всматриваясь в незнакомое лицо, старалась угадать: кто же из ее давних ухажоров стоит перед ней?

— Не припомнить личность вашу…

— И не мудрено. Парней было много. Общих собраний не проводили. Друг дружку знали плохо. Гуляли ватажками. А тут еще меня вскорости по делу Пузырева в Сибирь укатали.

Варвара протянула руку.

— Смешно в жизни получается, — сказала она. — Через сколько лет познакомились.

— Моя фамилия Бормотов.

— Пошли, товарищи, наверх.

Прохор хотел подняться, но не смог.

— Поговорить можно и здесь, — сказал Бормотов.

Прохор многозначительно посмотрел на Варвару. Она подошла к двери, заперла ее на ключ и ушла наверх. Бормотов взял табуретку и сел рядом с Прохором.

— Забастовка дело рук контры. Мелкую рыбешку поймали, а до китов еще не добрались. Вчера нашли в поселке тайный склад оружия. Организовал его бывший горный начальник Темников с помощью брата-офицера… Нужно на заводе наладить внутреннюю охрану. Следить за каждым подозрительным типом. Проверять машины. Особенно — паровой молот. Без него завод не завод. Ясно?

— Ясно…

Сильный стук в дверь заставил насторожиться. Стук повторился. Сверху быстро спустилась Варвара.

— Кто там? — закричал Прохор.

— Я… Проша… — донесся знакомый голос Пташки Певчей.

Пылаев вопросительно посмотрел на Бормотова: открывать?

— Это Ляхин, — сказал Черноусов.

— Алексеич!

Бормотов так произнес это имя, что Варвара сама догадалась: дверь открывать можно.

— Беда! Завод хотят вывозить! — еще с порога закричал Ляхин.

Прохор рванулся с табуретки, но Бормотов остановил его, и он сел обратно.

— Кто сказал? — глухо спросил Прохор.

— Говорят, в конторе бумажка получена… Все главные машины в ящики и — по вагонам! А завод наш в землю врос. Не оторвешь. На колеса не поставишь.

Варвара не выдержала:

— Неужто так плохо?

— Плохо, Варварушка! — быстро заговорил Ляхин, словно боясь, что ему не дадут договорить до конца. — Силища-то какая прет! У них — золото, оружия вдосталь. А у нас? Пуговицы, прости господи, нету к штанам пришить. Гвоздей не найти. На заводе угля не хватает…

И, захлебнувшись, замолк.

Нарушил молчание Бормотов:

— Картину ты, Алексеич, нарисовал в общем правильную. Но краски наложил уж больно мрачные. По-твоему, выходит — конец Советской власти пришел? Так, что ли?

Ляхин молчал.

— Насчет завода проверить надо. Не провокация ли это. Но, может, и правда. Дела на фронте, чего скрывать, неважные. Все может случиться…