Суровые дни

На вопрос Лохвицкого, почему он побежал обратно в лес, Дикопольский ответил, что, увидев вооруженных людей, подумал: это бандиты. Проводник заверил его, что в этих местах никаких боев не происходит и, следовательно, военных нет…

Оттаявший снег оставил на грязном лице Дикопольского светлые полосы, казавшиеся следами слез. Дикопольский мысленно хвалил себя за то, что, вопреки совету Ольшванга, не взял оружия, а письмо надежно спрятано в подкладке жилета.

Лохвицкий слушал допрашиваемого с тревожной настороженностью. Не верить, казалось, не было оснований. Результат обыска: фотографии, документы — все убеждало в его искренности.

— Боже мой! — жалобно простонал Дикопольский. — Живы ли они? Сколько времени не давал о себе знать! — Он вытащил платок и приложил к увлажнившимся глазам: вспомнив жену и детей, он по-настоящему расчувствовался.

Почему же все-таки раздражает то, как этот человек трет платком беспокойно бегающие глаза и как кожа на его грязном лице, словно от зубной боли, собирается складками вокруг клювоподобного носа? Многое повидал за долгую военную жизнь Лохвицкий. Он знал военного министра Сухомлинова и его супругу, бывал часто в их доме; радушный хозяин вызывал чувство симпатии. А оказался презренным подлецом. После этой архигрязной скандальной истории и военного суда, где Лохвицкий фигурировал в качестве свидетеля, его доверие к людям было подорвано.

Отпустить или нет? Лохвицкий задал себе вопрос, как теперь делал часто в наиболее трудные минуты: а как бы поступил в данном случае Слаутин? Угадав колебания Лохвицкого, Дикопольский, как проигравшийся игрок, идущий ва-банк в последней надежде отыграться, умоляюще протянул руки:

— Оставьте меня в полку! Винтовки никогда не держал, но постараюсь принести посильную пользу. Посудите; куда я денусь? Вы интеллигентный человек! Обращаюсь к вашему благородному сердцу. Ради моих деток: даруйте им счастье увидеть отца.

Что ж, это, пожалуй, правильно… Оставить Дикопольского и проверить, врет он или говорит правду. Лохвицкий приказал командиру третьего батальона:

— Используйте гражданина в качестве санитара.

Направляясь в сопровождении Костикова к обозу, где ему теперь положено находиться, Дикопольский радовался, что так ловко облапошил командира полка.

Но Дикопольский ошибался. Лохвицкий позвал матроса Червякова, канонира с эскадренного миноносца «Решительный», начальника разведки, и приказал следить за Дикопольским.

Червяков, подумав, предложил доверить щекотливое дело вихрастому пареньку, увязавшемуся за полком еще в Екатеринбурге. Это был один из самых ловких и смелых разведчиков, снискавший общее уважение, поэтому все его величали всерьез, несмотря на четырнадцать неполных лет, Кузьмой Авдеевичем.

— Мальчишка неприметный, а глазок пронзительный, — с грубоватой нежностью сказал Червяков о полковом любимце.

Лохвицкий улыбнулся:

— Вы его расхваливаете, словно я новый человек.

Вызвали Кузьму Авдеевича и объяснили, что надо наблюдать за каждым шагом Дикопольского, но незаметно, не возбуждая никаких подозрений и докладывая обо всем командиру или комиссару, но тоже не на людях.

— Понимаешь, эта военная тайна известна только троим: тебе, комиссару и мне.

Мальчик сосредоточенно сдвинул светлые тонкие брови. Он старался так смотреть на командира, чтобы не приметили, как глаза загорелись ребяческой гордостью.

— Задача ясна, Кузьма Авдеевич?

— Ясна, товарищ комполка!

Но как ни следил Кузьма Авдеевич за Дикопольским, ничего хоть мало-мальски подозрительного не замечал. Встречаясь невзначай с командиром или комиссаром, мальчик сконфуженно, словно был виноват, отрицательно качал головой.

— Кажись, недолет. Ошибочка? — через три дня сказал Червяков.

— Получается будто так, — согласился Лохвицкий.

Человек, показавшийся подозрительным и на редкость антипатичным, оказался иным. По отзывам фельдшера — дисциплинирован и жалоб на него от раненых не поступает. Ребята довольны. Анекдоты здорово рассказывает. Особенно про попов и евреев, похабные страсть — лошади и те шарахаются.

И Лохвицкий велел Кузьме Авдеевичу прекратить наблюдение за Дикопольским. Но мальчик понял это так: он не выполнил приказа, и дело это поручили другому. И сразу подумал: Костикову! Не иначе, как ему! Конечно, Костиков еще на германской два Георгия получил, но все равно посмотрим, у кого фартовее получится… И Кузьма Авдеевич на свой страх и риск продолжал тенью ходить за Дикопольским.