Но Лохвицкий этого не видел… Почувствовав, как в голову больно ударило тяжелым камнем, он успел передать знамя кому-то, бежавшему рядом, сделал еще несколько шагов и упал лицом в снег, широко раскинув руки.
10
Каждые сутки 1918 года отмечались листками календарей, а все имевшиеся на территории бывшей Российской империи часы и хронометры всевозможных фирм и систем отсчитывали секунды и минуты с той же бесстрастностью, как и в предшествующие годы. Но действительность, этого года была настолько необычна, настолько богата событиями, что возникало ощущение такой стремительности полета времени, когда каждая неделя равнялась, по крайней мере, месяцу.
В трудную зиму, холодную и голодную, несколько работников Совнаркома, связанных годами совместной борьбы, ссылок и эмиграции и любовью к музыке, собирались иногда по воскресеньям в квартире известного московского адвоката, сбежавшего за границу. Квартира состояла из множества комнат. В самой большой стоял концертный рояль.
Чтобы отопить такую огромную квартиру, потребовалось бы много дров. Поэтому рояль перетащили в маленькую комнату — бывшую детскую и поставили там железную печку-времянку. На ней во время импровизированных концертов весело булькал вместительный чайник.
Очередного воскресенья любители музыки ожидали с особым интересом. Народный комиссар просвещения Луначарский, близко знавший артистический мир, обещал друзьям привести с собой пианиста, пользовавшегося славой одного из лучших истолкователей бетховеновских сонат.
Зная, как высоко ценит Ленин музыку Бетховена, решили через Фотиеву — секретаря Владимира Ильича — пригласить его и Надежду Константиновну послушать известного музыканта. Ленин охотно согласился, но предупредил: если задержится — начинать без него. Не ждать.
Приглашая пианиста, Луначарский не сказал, что среди слушателей, возможно, будет Ленин. Луначарский не был уверен, придет ли Владимир Ильич. Сколько раз Ленин собирался посмотреть в Малом театре новый спектакль, подготовленный к празднованию первой, годовщины Октября, — драму Алексея Толстого «Посадник», но появлялись срочные дела, и поездка в театр откладывалась.
Когда Луначарский вместе с пианистом вошел в комнату и надел пенсне, которое снимал, чтобы протереть запотевшие с мороза стекла, он сразу увидел Ленина. Ленин стоял возле рояля, просматривая иностранные газеты.
Пианист знал, что приглашен играть для народных комиссаров, и ожидал встретить в квартире одного из них привилегированное общество. Но, к удивлению, увидел мужчин и женщин очень просто одетых. Не зная, что они занимают высокие посты в Советском правительстве, можно было принять их за врачей или учителей. Одна из женщин предложила ему стакан чаю.
— С морозца, горяченького. Только не обессудьте: без сахара.
И пианист невольно обратил внимание: на столике в сахарнице — цветные монпансье, а на прекрасном фарфоровом блюде — аккуратные ломтики грубого черного хлеба, выдаваемого по карточкам — «осьмушка» на день!
— Чем богаты, тем и рады. Кушайте!
Греясь у раскаленной «буржуйки», пианист с любопытством наблюдал своих слушателей. Все они примерно одних лет. Держатся просто и непринужденно, по-товарищески, но с большим внутренним достоинством и благородством. Старшим по возрасту казался человек с высоким и крутым лбом мудреца и рыжеватой бородкой. Очутившийся рядом Луначарский прошептал:
— Ленин!
Ленин? Вот он какой! Теперь пианист смотрел только на него.
А Ленин, просматривая газеты, вдруг заулыбался и подошел к скромно причесанной женщине с удивительно добрым лицом. Пристроившись возле уголка стола, она читала бумаги, вынутые из старенького портфеля, делая отметки карандашом.
— Надюша! Помнишь надоедливого английского корреспондента?
— Мистера Креншоу?
— Не забыла фамилию! «Дейли телеграф» дал его большую статью… О тебе. — И протянул ей газету.
— Обо мне? — Крупская покраснела.
— Ее заголовок: «Первая леди». — И пояснил тем, кто не знал: — В Англии так называют жену премьер-министра.
Крупская еще больше смутилась. Ленин, слегка раскачиваясь всем корпусом, весело заметил:
— В том, что это напечатала буржуазная газета, есть знаменательный смысл…
Потом подошел к пианисту и поинтересовался, много ли было слушателей на его концертах и как себя вели. И, услышав, что оба раза зал консерватории оказался заполнен до отказа, а во время исполнения слушали прекрасно, — обрадовался.
— В зале было холодно? — спросил Ленин.
— Немного прохладно, — ответил пианист.
Ленин улыбнулся, хитро прищурился и заложил руки за спину.
— Но не раздевались? Боялись замерзнуть. Вчера в Кремле для курсантов давали концерт. С каким вниманием красные офицеры, вчерашние рабочие и крестьяне, слушали чудесное пение Неждановой. — Ленин говорил горячо, но без пафоса и восклицаний. — Я подумал: не случись революции — все богатства культуры по-прежнему были бы скрыты от народа. А ныне, хотя народу приходится тяжко, очень тяжко, он жадно тянется к искусству…
Пока шел этот разговор, пианист поднял крышку рояля, сел и взял несколько аккордов, проверяя звучание инструмента.