Суровые дни

Вечером Ольшванг, ожидая Соловова, припоминал, как выглядел этот инженер, когда они встречались в Петербургской конторе перед тем, как Соловов уехал на Урал. Поэтому, увидя вошедшего в номер Вадима, Ольшванг подумал, что молодой человек случайно зашел в его номер.

Вадим заметил удивленный взгляд.

— Мне сказали, что меня хочет видеть господин Ольшванг?

— По всей вероятности, произошла досадная ошибка.

— Ошибка?

— Я действительно просил господина Елистратова оказать мне услугу, передав приглашение инженеру Соловову, но…

— Вы, кажется, сомневаетесь, что я инженер Соловов?

— О, все ясно. Елистратов пригласил вас, а мне нужен ваш однофамилец. Соловов… — Ольшванг вынул записную книжку и, заглянув в нее, добавил: — Роман Захарович.

— Роман Захарович Соловов — мой отец.

Ольшванг широко раскинул руки, словно хотел обнять Вадима:

— Рад познакомиться с сыном старого сослуживца. Будет особенно приятно поздравить дорогого Роману Захаровича с таким симпатичным отпрыском!

— Увы, это невозможно, — глухо сказал Вадим.

Ольшванга охватил суеверный страх. Значит, и Соловов не избежал трагической участи тех, кого пришлось вычеркнуть из записной книжки?

— Бедный Роман Захарович… Мы проработали бок о бок столько лет! — Ольшванг вытащил носовой платок и приложил его к глазам. — О, как было бы приятно встретиться с ним. Вспомнить молодость, общих друзей. И вдруг… Боже! Смерть в подвалах чека.

Конечно, нужно было тут же сказать, что Роман Захарович умер весьма прозаически, но Вадим невольно поддался соблазну не рассеивать мученического ореола, вдруг засверкавшего вокруг имени отца, и стыдливо промолчал. Платок господина Ольшванга вернулся обратно в карман.

— Значит, вы работаете на казенном заводе?

— Да. У инженера Таганцева.

— О, отлично, вам повезло! Что ж это я такой негостеприимный хозяин! Раздевайтесь… Вот так… Прошу… садитесь сюда.

Ольшванг любезно помог Вадиму снять пальто, усадил в кресло.

— Фирма «Сандэрс энд Родерс», в которой служил ваш батюшка, имеет мировое имя. С ее авторитетом считаются крупнейшие государственные деятели, в том числе и верховный правитель адмирал Колчак. Адмирал просил нашу фирму навести порядок на местном казенном заводе. Я это говорю пока только вам. Вы сын моего друга, и я считаю вас близким человеком.

Вторично появился платок и закрыл глаза господина Ольшванга. Но Вадим этого не замечал. Он сидел покоренный заботливым и дружеским участием.

— В связи с расширением деятельности фирмы «Сандэрс энд Родерс» мне поручено было встретиться с Романом Захаровичем. Сейчас вы — его прямой наследник. Я стреляный воробей и вижу в вас настоящие деловые качества!

Господин Ольшванг подался вперед, Вадим близко-близко увидел прищуренные с набухшими веками глаза. Они проникали в самое нутро, настойчиво выискивая что-то нужное.

— Вы не возражаете?

— Мне лестно. Но смогу ли я…

— Значит, согласны?

— Боюсь обмануть ваше доверие, господин Ольшванг…

— Не бойтесь! Поверьте, вы не пожалеете…

Ольшванг встал.

— Запомните сегодняшний день. Самый счастливый день вашей жизни! Вы — служащий фирмы «Сандэрс энд Родерс». Денежное вознаграждение выплачивается в тех же размерах, что получал Соловов-старший… И в нашей солидной фирме — всегда вперед.

Вадим, как завороженный, смотрел на длинные пальцы господина Ольшванга, быстро отсчитывающего долларовые бумажки.

— Прошу… Уверен — вы оправдаете этот скромный аванс…

Вадим неловко сунул полученные деньги в боковой карман.

— Вы не ошиблись, господин Ольшванг. Я не уроню доброго имени моего отца.

— Маленькая формальность… Садитесь к столу. Вот бумага. Напишите…

Ольшванг за спиной Вадима медленно диктовал, следя, верно ли молодой Соловов записывал каждое его слово:

— Я, Соловов Вадим Романович, получил от господина Ольшванга в счет вознаграждения за служебные услуги сто пятьдесят долларов. 30 декабря 1918 года.

Когда Вадим ушел, Ольшванг вынул записную книжку, нашел в ней фамилию Соловова и аккуратно записал вместо «Роман Захарович» — «Вадим Романович».

12

Вопреки прогнозам авторитетных штабных специалистов, окружавших Колчака, Третья армия существовала.

Изучив материалы партийно-следственной комиссии, посланной в Вятку, ЦК и Совет Обороны распорядились перебросить в Третью армию подкрепление, зимнее обмундирование и продовольствие. Все это позволило 29-й дивизии, при поддержке на правом фланге соседней 30-й, даже перейти в контрнаступление, сорвав тем самым замысел колчаковских генералов соединиться с интервентами на севере.

Но все же обстановка на Восточном фронте оставалась крайне напряженной. По-прежнему пермские газеты восторженно писали о славных победах Пепеляева. Авторы хвастливых статей описывали, как колчаковцы, двигаясь вперед, уничтожают один красный полк за другим.