Суровые дни

Ипатьевский монастырь. Отсюда началось более чем трехсотлетнее шествие русских царей и цариц, бесславно закончившееся в подвале Ипатьевского особняка. Какой злой каламбур истории!

…Пребывание Ольшванга в гостинице «Пале-Рояль» затянулось. Уже прошли сроки, торжественно объявленные верховным правителем дипломатическому корпусу и переданные датским телеграфом во все европейские столицы, а победных реляций о взятии Перми не появлялось. Конфуз! Колчак разносил своего начальника штаба генерала Лебедева, грозя понижением в должности; в свою очередь Лебедев требовал от Гайды решительных действий, не то… Гайда понимал, что полетит с поста командующего армией, и гневно обрушивался на Пепеляева: в случае дальнейших неудач не видать ему корпуса, как своих ушей! Пепеляев отводил душу на генерале Редигере, разговаривая с любимцем вдовствующей императрицы так, будто он, барон Редигер, командует не дивизией, а батальоном.

Пока вся эта суматошливая и безрезультатная перебранка проделывала сложный путь от канцелярии верховного правителя в Омске до штаба дивизии Редигера, Ольшванг времени зря не терял.

На патриотическом концерте в оперном театре он познакомился с полковником принцем Ризой-кули-Мирзой. Принц, отчаянный картежник и кутила, пригласил иностранного коммерсанта в свою ложу.

На сцене, у рояля, стояла предельно декольтированная женщина. Это была соседка Ольшванга по номеру в гостинице. Завывая и закатывая подведенные глаза, она читала стихотворение, сочиненное местным поэтом, ходившим в старомодной крылатке и отпустившим баки а ля Пушкин.

Ты слышишь ли звон погребальный?Разносит он скорбную весть,

Что родины нашей печальнойХоронят свободу и честь!

Риза-кули-Мирза, смачно похохатывая, рассказывал Ольшвангу непристойные подробности об этой женщине, подобранной им в Харбине, а ныне, благодаря его высокому покровительству, ставшей примадонной местной драматической труппы.

Хохочет, смеется Иуда,Скликая зверей и ворон;Они неизвестно откудаПримчались из разных сторон!

Актриса еще не кончила чтение стихов, а Риза-кули-Мирза, с места в карьер, попросил у Ольшванга взаймы крупную сумму, дав слово гвардейского офицера возвратить ее не позднее завтрашнего дня.

— После концерта крупная игра у заводчика Поклевского-Козел. Убежден: не только отыграюсь, но и обштопаю всех грандиозно! — шептал, дыша коньячным перегаром, полковник.

Ольшванг, притворившись, что поверил, дал деньги. С этого вечера между ними установились самые приятельские отношения. Риза-кули-Мирза был с ним на «ты» и таскал с собой на благотворительные вечера, маскарады, банкеты и феерические кутежи. Ольшванг завел обширный круг знакомств, в том числе и с господином Дикопольским, одним из руководителей уральских эсеров.

Знакомясь с новым человеком, Ольшванг прежде всего старался распознать, нет ли у него каких-либо тайных пороков: пристрастия к женщинам, вину или картам, склонности к широкой жизни не по средствам, ревности или зависти, эгоизма или тщеславия. Эти «крючочки» помогали Ольшвангу ловить очередную жертву.

Уже по первому разговору с Дикопольским Ольшванг понял: этот уездный честолюбец, жаждущий министерского портфеля, пригодится в игре, которую начал представитель фирмы «Сандэрс энд Родерс». А игра обещала стать крупной.

Предложив как-то Дикопольскому запросто поужинать в номере, Ольшванг, после второй распитой бутылки, убедился, что не ошибся: Дикопольский — тот человек. Без особенного труда его можно заставить работать на щедрых хозяев.

Они быстро столковались.

Запасливый пассажир вытащил из мешка свечку и зажег ее.

На потолке вагона заплясали причудливые тени.

Полный мужчина с завязанной щекой, в бекеше с потертым мерлушковым воротником, спавший напротив Сергея, положив голову на столик, проснулся.

— Поехали?

— Нет.

— Все еще стоим? — Он осторожно вынул часы. — Мы приехали на эту станцию в шестом часу. Я нарочно обратил внимание. А теперь… — Он чиркнул спичкой. — Теперь… скоро десять.

Он подышал на замерзшее стекло. Потом толстым пальцем старательно потер образовавшийся кружок и посмотрел в него.

— Ни черта в волнах не видно. У каждой водокачки останавливаемся. Где мы?

— Зуевка это… — подал голос недавно появившийся пассажир.

— Сие мне ничего не говорит. А вам? — обратился человек в бекеше к Сергею.

Но Сергей не успел ответить. Вмешался тот же пассажир, судя по всему знакомый с железнодорожными порядками:

— Отсюдова до Перми положено двенадцать часов ходу. Ну, а этот горемычный поезд когда отправят — одному богу известно.

— Ты, браток, панику не сей.

— В депо ни одного паровоза. Все подчистую забрали для военных эшелонов. На восток гонят. С Колчаком драться. Прет Колчак — не остановить!

В вагоне зашумели.

— Ай-ай-ай!