Суровые дни

Возвращаясь в часть, Прохор старался угадать, какое участие в предстоящей операции отведено лично ему. Только бы не оставили в резерве! Обидно сидеть сложа руки, в то время как твои товарищи ведут бой. Если раньше Прохор и не тешил себя надеждой, что приведется увидеть Варвару и сына, снова услышать утренний призыв «петушка», войти в проходную родного завода навстречу привычному шуму и грохоту, то теперь, когда не за горами освобождение родного города, он думал об этом чаще и чаще.

Прохор надеялся: счастье улыбнется ему. Он даже мысленно представлял, как, ломая яростное сопротивление колчаковцев, пробьется к тому самому перекрестку, где вместе с Лохвицким поднял людей в последнюю отчаянную атаку. И первое, что спросил Прохор у своего начальника штаба, не успев даже с ним поздороваться после такой долгой отлучки, — получен ли из дивизии какой-нибудь пакет? Лицо его осветила по-детски радостная улыбка, когда начштаба протянул ему бумагу с расшифрованным приказом вверенному ему полку: выйдя к берегу Камы, переправиться через реку севернее Левшино и, перехватив горнозаводскую железнодорожную линию, двигаться к заводскому поселку и дальше к городу.

18

Несмотря на весеннюю распутицу, наступательные действия Красной Армии с каждым днем становились активней. Как мощный ледоход, двигались на Восток красные полки и с ними полк Прохора Пылаева.

Напрасно Колчак требовал от своих генералов, чтобы, закрепившись на заранее подготовленных позициях, они задержали противника. Директивы верховного правителя не выполнялись. Напрасно одного за другим смещали и отдавали под суд провинившихся командующих корпусами и назначали взамен новых — положение на фронтах катастрофически ухудшалось. В бессильной ярости Колчак приказал ничего не оставлять большевикам.

Ночью рабочий поселок встревожился. В небе полыхало огромное зарево, разгораясь все больше и больше. Но где и что горело — никто толком не знал, хотя предположений высказывалось немало. Только днем, наконец, стало известно: возле Левшино, в устье Чусовой, колчаковцы выпустили из складов керосин и нефть и подожгли их. А еще позже вниз по реке поплыли пылающие пароходы и баржи.

Ляхин вместе со всеми стоял на берегу и смотрел на страшное зрелище. На глазах гибло ценное добро, умело и любовно созданное рабочими руками. И столбы жирного дыма, как черные руки, вздымались горестно к небу, взывая о помощи. Медленно кружился на одном месте объятый пламенем красивый двухпалубный пассажирский пароход.

Ляхин думал о многих человеческих жизнях, отданных ради будущего счастья людей. Вспомнились ему многие из тех, кого он знал и кого уже не было… Подумал с болью и нежностью о Варваре, умершей от тифа в колчаковском застенке. И сразу представилось, какой впервые увидел ее на веселой гулянке и запомнил на всю жизнь: в цветастом, ярком платье, красивой и молодой.

Ох, тяжко будет Прохору узнать о потере! А легко ли Пташке Певчей утешать старинного дружка, когда собственное сердце терзается безысходным горем? Теперь, когда нет Варвары в живых, можно не стыдясь признаться: трудно было привыкать к тому, что Варвара — жена Прохора Пылаева! Так и остался он, Алексей Ляхин, бобылем, затаив безответную любовь.

И Таганцева нет. Хоть и печатали в газетах, что старого инженера убили бандиты, — не верил! Нет, Ростислав Леонидович, как и Варвара, погиб в бою. Погиб за народное дело, как погибали большевики.

В свой номер в Доме Советов Сергей последние три недели заглядывал редко, буквально днюя и ночуя на одном из московских заводов, куда его направили на временную работу. В вестибюле навстречу ему выкатился комендант в своей неизменной голубой бархатной толстовке и зеленых галифе и закричал, что не обязан торчать на службе по двенадцать часов, в то время как другие шляются бог знает где, а он, пожилой человек, закончив трудовой день, вместо того чтобы отдыхать в кругу семьи, ждет, когда можно будет, наконец, передать распоряжение секретаря председателя Совета Народных Комиссаров!

— Немедленно отправляйтесь в Кремль. Пропуск вам заготовлен. Ну что вы на меня уставились? — Комендант вдруг рассмеялся: — Вы родились в сорочке, счастливый юноша. Шутка ли, вторично встретиться с Лениным!

Но комендант ошибся. С Лениным на этот раз встречи не состоялось.

Сергея провели в кабинет управляющего делами Совнаркома. Бонч-Бруевич встретил Сергея, как старого знакомого.

— Сегодня колчаковцев выгнали из Перми. Если не ошибаюсь, вы коренной уралец?

— Да. Это мой родной город.

— Тем более радостно для вас это известие. Товарищ Ленин послал горячий привет освободителям Перми… Теперь на очереди Екатеринбург, а там и весь Урал!

Бонч-Бруевич поинтересовался: догадывается ли Сергей, зачем его вызвали в Кремль? Сергей чистосердечно ответил, что нет.

Бонч-Бруевич, улыбнувшись, сказал, что по рекомендации товарища Ленина Сергей назначен главным инженером казенного завода. Выезжать надо незамедлительно.