Суть времени #27

Значит, что я предлагаю? Ну, что я предлагаю? Извилины надо напрячь на три секунды и понять, что. Нет, истерика… У одних потому, что им просто надо, ну, надо развернуть эту истерику, – мы им мешаем… «Плачет киска в коридоре, у неё большое горе – злые люди бедной киске не дают украсть сосиски». Ну, я не даю им развалить страну, посягнуть на территориальную целостность. Они воют. А другие чего воют? Что воют–то?

А это и есть регресс. Если бы регресса не было, если бы общество находилось в состоянии высокого морального духа и высокой степени интеллектуальной адекватности, то давно бы все процессы были повёрнуты. И как только мы переведём общество из нынешнего состояния в подобное состояние, они и будут повёрнуты. Будут, будут. Немедленно. При таких цифрах, которые я обсуждал в предыдущей передаче, они будут повёрнуты. А как только мы придадим энергии другое качество – и цифры станут ещё более другие, такие, что… это самое… «Чемодан, вокзал, Антибы» («самолёт, Антибы»)… Без альтернатив.

Не в этом дело. Дело в том, что на пути у всего этого стоят преграды чисто психологического характера. Да, сломали хребет. Да, осуществили социокультурный шок. Да, в какой–то степени повредили сознание, повредили все эти структуры идеального. А дальше всё это пошло, эта болезнь существует.

По счастью, она оказалась не столь страшной, как должна была быть. Если бы так ударили по любому другому народу мира, он бы вообще не выстоял. А я только что зачитывал в предыдущей передаче данные, говорящие о том, что русский народ выстоял, народы нашей страны выстояли. Всё! Невероятной силы давление в течение 20–ти лет обернулось ничем. Не сломали. Не сломали. До конца не сломали.

Теперь задача заключается в том, чтобы начать процессы поворачивать в другую сторону, меняя, меняя состояние этой энергии, просветляя чувство, просветляя разум, проясняя, чем слепая политическая ненависть отличается от осознанной политической страсти. Вот чем надо заниматься. Вот чем. Ясно же, что противник будет заниматься обратным. Но истерики–то здесь к чему?

Подумаем над несколькими вопросами, ещё более сложными.

Во–первых, давайте самым масштабным способом рассмотрим проблему национализма – под самым крутым и мировоззренческим углом зрения, максимально поднимая в этом вопросе планку. Что такое национализм? Без чего не может быть национализма? Я сейчас не буду даже говорить о том, что тут есть некоторые очень важные понятийные тонкости – «дьявол всегда в деталях»… Чем народ отличается от нации, нация – от национальности, национальность – от народности и так далее. Все говорят: «народ, нация – это одно и то же». Это гигантский сумбур, который надо, надо обязательно преодолевать. Мы сделаем это. И я делаю уже это. Но я сейчас не об этом. Это частности. Это актуальнейший, жгучий интеллектуальный вопрос, но есть ещё философские вопросы, мировоззренческие, вопросы самого высокого уровня.

Какой вопрос самого–самого–самого высокого уровня можно задать, коль скоро речь идёт о национализме со знаком «плюс»? Вот, что нужно для национализма? И без чего национализма быть не может в принципе?

Национализма не может быть без очень точного ощущения того, в чём национальная специфика, национальный голос в мире, в чём лидирующая роль, в чём незаменимость, в чём невероятная важность твоего народа, в чём его исключительный–исключительный–исключительный позитив. Я не говорю об исключительности. Но если уж говорить до конца, то, в конце концов, даже в случаях, когда это приобретает форму национальной исключительности, то это плохо, это нехорошо, это неверно, но это про то, понимаете? Это про национализм. Он в этот момент становится больным и каким–то очень резким и надрывным, но он ещё может быть.

Когда же его не может быть? Когда?

Когда сами же эти псевдонационалисты дают своему народу такие оценки, при которых оказывается, что народ–то этот барахло, лох, лошадь, на которой едут чужие элиты, идиот, выродок. Вот они же все (вы почитайте внимательно, мобилизуйте семантический слух!) разговаривают о своём народе без любви, без уважения, и уж, безусловно, без какой–либо даже попытки сказать, в чём же он так ценен–то – народ. Почему ты националист?

Почему это так важно?

А это делали все. Как все здоровые националисты, так и все ультра – кто угодно. Начинаешь смотреть вот в эту неаппетитную кашу с червяками, называющими себя националистами, – там ничего нет, понимаете? Это не вопрос – кто из них сколько и как упражняется с какими–то словами, какую ахинею несёт по моему поводу. Да ладно. Но хоть одно слово, хоть одно слово по существу о своём народе. Хоть одно. Максимум: «Наконец–то станем, как эстонцы». Значит, [мы] хуже, чем эстонцы, да? Хуже, да? И это национализм?

Это закомплексованность немыслимая, которая ни с каким национализмом сочетаться не может. Даже уродливые формы национализма компенсируют подобного рода комплекс какими–то возвышениями. А здесь даже попытки что–то возвысить нет. Никакой попытки даже нет. И называется это национализмом?