Сутемень

Ветер обвевал два каменных изваяния, стоящих на тропе у пропасти. Затем внезапно сильный порыв снёс их, как будто не каменные статуи стояли друг напротив друга, а мираж, невнятные образы, слепленные серым туманом. Только нож Алексея остался лежать на земле. Ещё помня тепло его руки.

…На земле лежал нож Друида. На лезвии гравировка — благородный олень с раскидистыми рогами, стоящий на берегу реки. Дорогой нож, красивый, такой не спутаешь. Игорь знал, что Друид им очень дорожил. Как-то на привале Игорь попросил нож, чтобы открыть консервную банку, но Друид не дал: «Он не для еды». Теперь клинок сиротливо лежал на земле и мог рассказать о своём хозяине только одно.

«Похоже, я остался один, — глядя на нож, думал Игорь. — И мне не выбраться отсюда, эта пропасть не отпустит никого. Все погибли, теперь моя очередь».

Он встал на колени, подобрал нож и положил его в рюкзак. Сам не зная зачем, наверное, чтобы проявить уважение к Алексею, ведь он так ценил этот нож. Вставать и идти дальше уже не хотелось, силы совсем иссякли. Да и зачем? Какая разница, здесь тебя настигнет смерть или через двести метров? А сидеть, прислонившись спиной к каменной стене было так хорошо. Прохладный ветерок обдувал лицо, и это хоть немного снижало муки жажды. На веки навалилась свинцовая тяжесть, и сопротивляться этому совсем не хотелось.

Игорь проснулся от звуков чьего-то голоса. Открыв глаза, он увидел справа от себя, на самом краю пропасти, сидящего спиной к нему человека. Он мерно раскачивался из стороны в сторону и тихонько напевал что-то. Приподнявшись на локте, Игорь прислушался и понял по голосу, что это Андрей. Холодея от смутных догадок, он услышал, слова песни.

«Сиди, сиди, Ящер,

— В ореховом кусте,

— Грызи, грызи, Ящер,

— Каленые ядра!

— Дам тебе, Ящер,

— Красную девку,

— Алую ленту!»

Пел он со странным присвистом, шепелявя, так что получалось: «Сш-шиди сш-ш-шиди Ящ-щ-ще-ер».

Облизнув пересохшие губы, Игорь тихонько позвал:

— Андрей. Андрей, это ты?

Андрей повернулся к Игорю вполоборота и улыбнулся:

— Здравствуй, Игорь.

Широко открытые глаза смотрели на Игоря немигающим взглядом, холодным, как февральский ветер. Игорь рассмотрел, что вместо правой половины лица у Андрея зияла огромная рванная рана, будто его стесало об камни при падении, или его обглодал какой-то крупный зверь. Под кровавой кашицей из ошмётков мяса проглядывали кости черепа.

Игорь замер в ужасе, не зная как себя вести. Изо рта Андрея потекла струйка крови, и тут же длинный и тонкий язык, раздвоенный на конце, стремительно вывалился между зубов и слизал её, мягко обогнув весь подбородок. Андрей всё с тем же равнодушным, немигающим взглядом отвернулся обратно, лицом к пропасти, и продолжил тихонько напевать:

— Кто сш-шидит?

— Ящ-щ-щер.

— Ш-што грыс-с-сёт?

— Ядра.

— Кого хоч-чш-шет?

— Всех-х-х х-хочш-шет.

— Кого именно?

— Всех-х-х заберёт!

Собрав в кулак всю оставшуюся волю, Игорь спросил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойней и не дрожал:

— Кто ты?

Андрей, если это был он, не ответил, продолжал раскачиваться, словно задумался о чём-то очень важном.

— Ты Ящер?

— Имена — это иллюзии, они придуманы чтобы хоть как-то определить не поддающееся пониманию. Люди придумали мне много имён. Но с того момента, как человек придумывает имя, оно загораживает от его понимания то, что он назвал. Имена скрывают суть вещей. И потому люди слепы, они не видят этого мира, они видят только ярлыки. Ты можешь называть меня «Ящер». Или «Андрей». Это не имеет значения для нашего разговора, — голос существа теперь звучал ровно, без шипений и присвистов. Приподнявшись на руках, Ящер резко развернул всё тело в сторону Игоря.

— Поговорим?

Нащупав на груди нательный крестик, Игорь протянул его в дрожащей руке впереди себя, загораживаясь распятием от чудовища.

Ящер чуть наклонил голову, с любопытством рассматривая крестик. Язык с раздвоенным кончиком снова засновал туда-сюда между зубов.

— Ещё одна иллюзия, — он произнёс будто даже разочарованно. На этом его интерес к распятию угас.

— И что теперь?.. Убьёшь меня?

— Ты сам решишь свою судьбу.

— Каким образом?

— Расскажи, ради чего мне следует сохранить твою жизнь, и я приму решение.

— Тогда получается, что это не я решаю свою судьбу?

— Когда палач отрубает голову приговорённому, не он решает его судьбу. Ни палач, ни даже судьи, вынесшие приговор, не виноваты, что этот человек прошёл свой путь так, что заканчивает его на плахе.

Игорь опустил руку с крестиком:

— Так что ты хочешь от меня услышать?

— Что есть такого в твоей жизни, что делает её ценной?

Игорь поднял глаза кверху, но взгляд его видел не каменные стены провала или туман, скрывающий небо, перед глазами всплыло лицо Алины.

— Любовь, — ответил он.

— О! С козырей зашёл! — улыбнулся Андрей-Ящер, но глаза его были по-прежнему холодны.

— Вот и дружок твой, как его… Алексей… Друид… о любви толковал. Но его любовь родительская. Такая любовь может спасти только ребенка. Она не спасает самих родителей.

— А моя любовь?.. Она является достаточно ценной, чтобы спасти мою жизнь?