Поэт бредил. Обтирание уксусом не помогало. В мерцающем пламени свечи перед ним возник образ той молодой женщины из книжной лавки. В её глазах было столько участия, её голос был голосом ангела! Она опустилась на колени возле его изголовья. Это была посланница небес, бестелесный дух, химера: её полупрозрачный силуэт даже не загораживал пламени свечи! Она что-то ему говорила, о чём-то спрашивала, но смысла её слов он не улавливал. Ему казалось, что звучит какая-то мелодия, нежная и чарующая. Он улыбнулся и закрыл глаза.
Нет, такое положение дел не устраивало Лариску. Она попыталась потормошить Поэта, но тщетно – её ладони не чувствовали его плоти.
– Значит, глазами смотри, сколько влезет, а руками трогать – не получится, – пробормотала девушка, раздумывая, как ей осуществить ранее задуманное.
Листки с переписанными стихами Поэта по-прежнему лежали у неё в кармане. Она-то думала, сможет как-нибудь передать их ему, эх, наивная чукотская барышня!
*****
Громкий стук в окно заставил Ларису открыть, наконец, глаза. Пришедшая на смену Лилия бегала от окна к окну, встревоженная тем, что ей не открывают дверь. Увидев заспанное Ларискино лицо, она с облегчением вздохнула:
– Ну, слава тебе, Господи! Я уж в ментовку собиралась бежать! Барабаню во все окна-двери вот уж минут десять как!
Потом, успокоившись, женщины пили чай. Вряд ли сегодня можно было ждать посетителей: у школьников начались осенние каникулы, а их родители предпочитали застолье походам за духовной пищей. Поэтому, когда стукнула входная дверь, обе в недоумении переглянулись.
– Доброе утро! – в библиотечный зал вошёл новый знакомый Лариски. Она невольно залюбовалась им: стройный, высокий, в кожаной куртке, ну, жених женихом! С собой он принёс какой-то волнующе-горьковатый аромат то ли какого-то парфюма, то ли холодного осеннего утра…
Разобравшись в ситуации, Лилька и Алексею Васильевичу предложила чайку, от которого тот, конечно, не отказался, тем более что и сам явился с коробочкой конфет «Песни Кольцова». Причём, острая на язык и эрудированная библиотекарша не преминула покаламбурить по поводу идентичности имён посетителя и поэта, чьим именем были названы эти конфеты. Зато Лариса сидела, как воды в рот набрала. Она никак не могла понять, куда подевались листочки со стихами – карман был пуст.
Надо отдать должное, Алексей Васильевич был приятным собеседником. А когда он, узнав о накопившихся в библиотеке проблемках по хозяйственной части, предложил приколотить и ввернуть всё необходимое, он окончательно покорил женские сердца. И когда мужчина галантно предложил Ларисе подвезти её домой, ей показалось, что она почти в него влюблена.
Сидя в машине, она тоже пыталась пошутить по поводу того, что бывший капитан милиции оказался тёзкой того Поэта, который несколько раз «навещал» её по ночам в библиотеке. А потом всё-таки не удержалась и рассказала про свой сон – не сон, в котором ей привиделся больной Поэт.
Как ни странно, но Алексей Васильевич, внимательно выслушав Ларискин бред, раскритиковал её попытку преждевременно прославить Поэта. Он очень аргументировано объяснял ей, что подобными действиями она вносит диссонанс в мировой ход истории, вызывая парадоксальные завихрения в последовательности причинно-следственных и пространственно-временных связей. Слушая подобные сентенции, Лариса начала сомневаться, за того ли выдаёт себя бывший участковый. Уж больно витиевато изволил изъясняться этот бывший страж правопорядка на пенсии.
Но всё оказалось легко объяснимым: по ходу своей службы в милиции ему приходилось сталкиваться с некой шайкой, так называемых экстрасенсов, которые умело манипулируя подсознанием излишне впечатлительных граждан, помогали им расстаться и с деньгами, и различными ценными вещами. Пришлось почитать соответствующую литературу и проконсультироваться со специалистами, разбирающимися в таких вещах, как гипноз и эзотерика. Поднабрался, так сказать, кое-каких специфических знаний.
На том и расстались. Ларисе нужно было хорошенько выспаться, ведь предстояло очередное ночное дежурство.
*****
Утром Поэта разбудил топот ног за занавеской: вот тяжёлые неторопливые шаги отца, а это куда-то поспешает матушка, немного припадая на одну ногу и подшаркивая ею, ну, а это жеребёнком – братец. А он вот лежит, как куль с овсом, всеми забытый. Хотя, нет, вот, к нему идёт кто-то – ну, конечно, маменька. Осторожно, стараясь не шуметь, отодвигает занавеску и бочком протискивается к нему в закуток. В руках миска с чем-то дымящимся и корчажка с молоком. Увидела, что сын не спит, заулыбалась, закивала головой, присела в ногах:
– Как спалось, сынушка, подходила ночью, слушала, вроде, чуток помене перхал. Сегодня опять этой настоечкой разотрёмся, Бог даст, лихоманку твою излечим. Вот молочка принесла да толокна запаренного, чтоб силушки возвращались, поешь, коли сможешь, – женщина поставила посуду с едой на тумбочку, да обронила на пол ложку. – Ох, криворукая! А вот, накось, записки твои тоже на полу валялись, я их вот сюда сложу.