Свадьба Берсерка

— Помогите остальным с погрузкой. Болли, сбегай на кнорр. Набери там покрывал, перенеси на мой драккар. Обратно Сванхильд поплывет со мной.

Болли кивнул и ушел. Ислейв тоже двинулся следом за братом — все-таки сообразительности у Кейлевсонов хватало.

Харальд присел перед Сванхильд на корточки. Посмотрел в лицо, измазанное кровью — испачкалась на кнорре, пока его обнимала. Поверх кровавых мазков светлели дорожки, промытые слезами.

У него вдруг мелькнула мысль — если посмотреть с одной стороны, то он ее возвысил. Из простых рабынь в невесты ярла.

А если посмотреть с другой стороны, то жизнь ее от этого счастливей не стала. Живет среди чужих, половины сказанного не понимает. Многого не знает. До сих пор думает, что он в любой момент может ее убить. Видела драугаров, теперь вот краке. Получила рану в плечо, а сегодня он помял ей щиколотку…

Сванхильд смотрела печально, горестно, но во взгляде не было той пустоты, какая бывает у женщин после слишком больших потрясений. Хоть это хорошо, подумал Харальд. По крайней мере, за ее разум можно не беспокоиться.

Он молча потянулся к ноге Сванхильд, той, за которую ее поймал.

Ступня и щиколотка опухли, сапожок в этом месте растянулся пузырем. Харальд вытащил нож, подвешенный на поясе — на драккаре, куда заскочил переодеться, нашелся запасной ремень с клинком. Осторожно надрезал обувку, стащил вместе с тряпицей, наверченной на ногу.

Щиколотка и ступня под ней выглядели черно-синими. Кожа натянулась, нехорошо пружинила у него под пальцами. Сванхильд в ответ на его прикосновения, даже самые легкие, вздрагивала.

И Харальд не рискнул ощупать щиколотку посильней, чтобы понять, что там. Ничего, несколько дней побудет в неведении. А там отек спадет, и он посмотрит, не прячется ли под синюшностью что-нибудь серьезное.

Главное — Сванхильд уже наступала на ногу там, на кнорре. Значит, сухожилия целы, кости не раздроблены, ходить будет. Надо только стянуть щиколотку полотном, намочить ткань морской водой, чтобы холодом прихватывало.

Он осторожно погладил ногу, чуть выше отека, запуская пальцы под край шерстяной штанины — на ней сейчас была его одежда. Потом коснулся руки, вцепившейся в полу плаща. Вторая рука, со стороны раненого плеча, пряталась под плащом. Рана разболелась?

Отнести бы ее на драккар, мелькнуло у него. И самому там задержаться…

Харальд невесело усмехнулся. Хульдра его раздразнила — но сейчас не до этого. Он не мог уйти с берега, пока все его драккары не будут готовы к отплытию.

— Харальд, — выдохнула вдруг девчонка. — Что… быть на корабль?

Он кивнул, соображая.

Спрашивает о том, что она видела. Надо ответить самыми простыми словами, медленно, не торопясь.

— Чудовище, — неспешно ответил Харальд. — Морское. Его зовут краке. Не бойся. Больше оно не вернется. Болит?

Он коснулся щиколотки, она болезненно моргнула. Спросил уже сам:

— Что ты видела, Сванхильд? Там, на корабле?

Девчонка вдруг заволновалась. Сглотнула, вскинула голову.

— Берег — кричат. Я подниматься лестница…

Полезла на палубу, когда начался бой, перевел ее слова для себя Харальд. Дуреха. Чего там смотреть? А если бы кто-нибудь послал в сторону кнорра стрелу?

— Люди — лежат. — Она отцепила руку от полы плаща, быстро повела ладонью, показывая, что все лежали пластом. — Спят. Потом голос… звать. Ладога. Дом. Назад, обратно. Ладога…

Последнее слово девчонка выдохнула с тоской.

Харальд слушал, не позволяя себе ни нахмуриться, ни оскалиться — чтобы она не испугалась и не сбилась с мысли.

Но хотелось сделать и первое, и второе. Значит, ее ловили на желании увидеть родину.

А его — на любопытство и бабью красоту…

— Я идти не сразу, — торопливо сказала Сванхильд. — Думать. Смотреть на берег. Бой. Ты, Харальд — нет. Нигде.

Она так забавно повела рукой и так высоко вскинула брови, что в другое время он обязательно рассмеялся бы.

Но сейчас Харальду было не до смеха.

Он был с хульдрой, ему ничего не грозило. А ее выманивал за борт краке. Теперь понятно, почему мужиков только усыпили — они обвешаны железом. Если краке его не любит…

Но женщины другое дело. Она могла стать утопленницей. Пусть и живой, но все-таки утопленницей.

— Потом — рабыни. Идут прыгать. — Сванхильд судорожно вздохнула. — И Маленя, вы говорить — Грит…

Имя старухи-славянки, сообразил Харальд.

— Тоже идти, говорить — дом. Звать меня. Но я…

Она сбилась, потянулась к нему рукой — и Харальд придвинулся поближе, коснувшись коленом земли. Думал, что Сванхильд обнимет его, но она ухватилась за одну из его косиц. Пропустила ее между пальцев, вздохнула, когда ладонь добралась до кончика. Отдернула руку.

— Я видеть ты. Потом голос звать, Грит звать. Я уже не стоять. Лезть. Харальд…

Она снова сглотнула. Спросила дрогнувшим голосом:

— Грит жить?

Харальд помедлил пару мгновений — и отрицательно качнул головой.

Будет больно, но так лучше. Если старая рабыня потом заявится к Сванхильд — или она, или какая-нибудь тварь, принявшая ее облик — и позовет за собой, пусть знает, что это не живой человек. И словам этой Грит верить нельзя.