– Но, Вероника, я вот кожей чувствую, что здесь что-то еще кроется.
Я снова испытующе посмотрела на девушку.
Вероника тяжело вздохнула.
– Это значит, что я права? Так? – не отставала я от Вероники.
– Права, да-да, ты права, Тань, – наконец-то призналась она. – Но, понимаешь, Тань, это не только моя тайна. В ней задействован еще один человек.
– А ты, Вероника, понимаешь, что уж если раскрыла такой важный факт, то теперь необходимо идти до конца и рассказать все без утайки? – спросила я.
– Понимаю. Но ты можешь пообещать, что это останется между нами? – спросила Вероника.
– Я могу обещать лишь то, что без дела, без особой на то нужды, – я подчеркнула последнее слово, – я не стану обнародовать услышанное от тебя.
– Ну, ладно, тогда слушай. В общем, однажды, когда мне и Маргарите – ты же помнишь ее, она была вместе с нами на Ямайке, – когда нам с ней было лет одиннадцать, кажется, или двенадцать, я застала такую картину. В комнате для прислуги находятся Маргоша и этот пес Решетников. Причем Марго стоит вся пунцовая, у нее расстегнута блузка и наполовину спущены джинсы. А Решетников с блудливой улыбкой стоит, почти прижавшись к ней, и что-то шепчет ей на ухо. Я со стуком хлопнула дверью, и тогда он спешно ретировался. А Маргоша мне потом призналась, что он просил ее полностью раздеться – представляешь? – для того чтобы устроить порнографическую сессию! Правда, он такого слова, конечно же, не говорил, но ведь смысл-то и так был понятен. Я объяснила Марго, чтобы она больше никогда не оставалась с ним наедине, чтобы она сразу бежала, едва только завидит этого подонка.
– И ты ничего никому не рассказала? – спросила я. – Хотя бы Константину Александровичу.
– Таня, как я могла ему рассказать? Он же всецело доверял нашему семейному доктору! К тому же Маргоша – это дочь нашей поварихи, тети Наташи. Очень добрая и хорошая женщина. Была. Сейчас ее уже нет. Но Маргошу она держала в строгости, она воспитывала ее одна, без мужа. Они, вообще-то, из деревни приехали, а там воспитание совсем другое. А что касается отца… ну, он бы не поверил, да и этот гад обязательно бы выкрутился, да еще бы и свалил все на Маргариту. Знаешь, Тань, Маргарита – моя единственная подруга, настоящая, я про это говорю. С ней можно и в огонь, и в воду. Да, у меня широкий круг знакомых. Это я говорю про завсегдатаев тусовки, блогеров и блогерш и прочих местных «знаменитостей». Но по-настоящему я доверяю только Маргоше, она никогда не подведет, ни при каких обстоятельствах. Я уговорила папу оставить Маргариту с нами, когда тети Наташи не стало. Поэтому…
Вероника не договорила и посмотрела на меня.
– Хорошо, Вероника, я тебя поняла. Но понимаешь, то, что ты мне сейчас рассказала про Решетникова, – это только слова. Я имею в виду, слова, не оформленные в письменное заявление, – объяснила я.
– Ладно, я готова написать заявление, – сказала Вероника. – И куда его потом нужно будет отнести?
– Отнесешь в Управление полиции. К Владимиру Сергеевичу Кирьянову, он как раз занимается этим делом, – сказала я.
– Окей, я готова, – сказала Вероника, вставая с места.
– Подожди, – остановила я ее. – Раз уж мы с тобой сейчас тут сидим, то у меня к тебе имеются еще вопросы.
– Давай, задавай свои вопросы, – кивнула девушка.
– Вероника, вот ты сказала, что сама составляла список гостей на бракосочетание. В числе их была приглашена некая Полина Раух. Как давно ты ее знаешь? – спросила я.
– А почему ты, Тань, о ней спросила? – удивилась Краснопольская. – Неужели ее подозревают в причастности к убийству дяди Владислава?
– Пока подозреваются все, кто был на торжестве. А поскольку Раух там была, то и она подходит, естественно. Позже, когда часть фигурантов отсеивается, и подозреваемых становится меньше. А пока, на данном этапе, Раух в их числе, – объяснила я и уточнила: – Кстати, ведь Полина Раух – это ведь не настоящие имя и фамилия, не так ли?
– Ну да, – кивнула Вероника. – Псевдоним, естественно, куда же без него таким особам, как Ирина Раухвердова. Вот это ее настоящие имя и фамилия. Впервые я увидела ее у нас дома, Ирина пришла брать интервью у папы. Потом она еще раз появлялась у нас, но уже по другому поводу. Она лелеяла надежду на дальнейшее продолжение отношений с отцом. Однако ее ждал жесткий облом. Но Ирина не была бы самой собой, если бы признала свое поражение на личном фронте и просто сложила бы лапки. Нет, эта особа не привыкла сдаваться, напротив, она привыкла идти до победного конца, причем лезть напролом. И она решила действовать через меня. Я только позже поняла ее замысел, ведь тогда мне было пятнадцать лет. Сама понимаешь, что в таком возрасте многое принимается за чистую монету. Вот и мне было лестно, что такая уже довольно известная журналистка хочет со мной общаться. Тогда я еще не смогла распознать в Раухвердовой ничтожество, прикрытое маской добропорядочности. Ну а позже, когда я повзрослела, то меня даже удивило, с чего эта особа решила, что ей удастся захомутать отца. Это же был дохлый номер.
– Да? – удивилась я.