Свадебные обряды у евреев

Клезмер – музыкант-профессионал, не случайно выдающиеся клезмеры славились своей виртуозной игрой. Он специально обучается игре на инструменте, стремится освоить его на должном уровне, расширить свой репертуар, чтобы его мастерство приносило доход. Важными профессиональными навыками являются импровизация, игра в ансамбле, искусство устной аранжировки (умение выстраивать фактуру в зависимости от числа участников ансамбля и их роли в данной ситуации, поскольку состав капеллы может варьироваться). Для хасида же пение нигунов не является профессией, средством заработка. Хороший голос – дар, хорошее пение – благо, но оно является лишь средством для служения Всевышнему. Особенным вниманием будет пользоваться пение духовного лидера общины, цадика, – независимо от тембра и силы его голоса. Здесь требуется не виртуозность, не импровизация, а особое духовное воздействие, суггестия. Не случайно на вопрос интервьюера израильские музыканты отвечают, что отличие нигунов от «старых мелодий» (то есть клезмерских наигрышей) – их простота[314].

Песни на еврейской свадьбе

Есть ли у ашкеназов свадебные песни? Были ли они когда-либо ранее? Дискуссия длится уже более века, аргументы в ней приводятся самые разные. Сам по себе вопрос может быть понят двояко: пелись ли (или поются ли) песни на еврейской свадьбе, и существует ли у евреев жанр свадебной песни. Это разделение существенно, поскольку в некоторых случаях один из названных вопросов подменялся другим.

Так, Береговский подчеркивал:

Надо заметить, что специально свадебных песен (кроме куплетов бадхона, которые он пел во время обряда усаживания невесты) на еврейских свадьбах не пели. Иногда во время танца пели одну-две строфы песни. На рассвете после свадебного ужина музыканты иногда играли пьесу «Es togt shoyn» – «Уже светает», а барабанщик при этом пел «Уже светает», напоминая гостям, что поздно и пора расходиться[315].

Комментируя этот текст, М. Гольдин возражает:

Высказанное замечание не может не вызвать ответной реакции тех, кто хоть раз бывал на какой-либо свадьбе. <…> На еврейской свадьбе, как и на свадьбе любого другого народа во все времена и во всех странах, пели. Остается лишь выяснить, были ли это специальные свадебные песни или какие-либо другие. <…> Береговский, по всей вероятности, имел в виду особые песни <…>, сопровождавшие самые эпизоды обряда (например, шествие к хупэ – балда-хину) и к ним приуроченные. Таких песен в самом деле не было, но за столом, во время трапезы пели много, и притом, разумеется, именно специальные свадебные песни[316].

В качестве доказательства существования «специальных свадебных песен» Гольдин указывает на разделы «Песни о женихе и невесте» и «Свадебные песни» в сборнике Гинзбурга и Марека[317]

, а также раздела «Af khasenes ип simkhes» («На свадьбах и праздниках») в сборнике самого Береговского[318]. Мы видим, что, во-первых, одну национальную традицию Гольдин предлагает рассматривать на примере обычаев других народов, во-вторых, смешивает данное песне жанровое определение, ее содержание и функцию[319].

Схожую позицию в начале XX века высказывал Ю. Энгель, когда в рецензии на сборник М. Варшавского причислил три его песни к свадебным[320].