Этих музыкантов не интересовал статус клезмера в общине: они сами принадлежали к эмансипированным евреям и искали признания в нееврейском обществе, где умение читать молитву не имело практического смысла[296]
. Нотная грамота – основа академического музыкального образования – становилась для них критерием профессионализма и по отношению к клезмерской традиции. Изустная передача музыкального материала (и тем более устная аранжировка) казались им вынужденной формой трансмиссии, характерной для «малограмотных» участников клезмерских капелл. Соответственно, и музыка, составляющая репертуар капелл, многое теряла в их глазах.Изменение статуса клезмерской музыки в конце XX века привело и к переоценке клезмеров XIX века. Так, в монографии
З. Фелдмана создается поэтический образ музыканта-профессионала (и даже целого сословия профессиональных музыкантов!), занимавшегося исключительно своим искусством (full-time musicians)[297]
. Ностальгический взгляд в прошлое рисует удаленного от суеты творца. Он сам создавал композиции, из которых и состоял его репертуар, и не принимал участия в собственно свадебной церемонии или танцах, а играл лишь на застольях для родных жениха и невесты, бывших своего рода концертами (либо на застолье у нееврейских аристократов).Музыка еврейской свадьбы: сфера голоса Бадхен и бадхонес
Инструментальная музыка еврейской свадьбы получила имя, а с ним пришло и ее признание сначала в кругах исследователей, музыкантов, а затем и у широкой публики. Говоря сегодня «клезмерская музыка», подразумевают музыку еврейской свадьбы. В то же время другая звуковая сфера, также входившая в свадебный обряд, осталась неназванной, а значит, по-прежнему «закрытой», практически невидимой.
Она не подходила ни под одно определение: она не была «кантилляцией», «молитвенным пением», «песней на идише», и при этом включала в себя все три названных компонента. Во многих моментах обряда она сопрягалась с инструментальной музыкой, но не становилась «пением с аккомпанементом». Например, в рассмотренной нами выше церемонии исполнения виватов (маршей) игра клезмеров перемежалась «выкликами» бадхена. Он также вызывал гостей к танцу с невестой. Характеристику этих выкликов дает Л. О. Леванда: «громко и
Примером подобных выкликов может служить нотация № 9, «Добраночь» в сборнике М. Береговского[299]
Илл. 1. «Добраночь». Восклицание бадхена: «В честь мехутена… (отца невесты или отца жениха, далее следует имя) совершенно прекрасное поздравление!»
Возглас являлся знаком для музыкантов: порядок представления, а также то, какими формулами бадхен приветствует того или иного гостя, служат капелле указанием играть более развернутую, виртуозную пьесу или другую, покороче и попроще. Пьесы такого рода принято относить к «музыке для слушания», однако подобное определение не соответствует их роли в обряде. Их исполнение – отнюдь не «концерт», как пытается представить это в своей книге Фелдман, а церемония представления друг другу членов двух семейств и одновременно утверждения их новых социальных статусов. Они были выстроены таким образом, что никто из присутствовавших не оставался незамеченным, каждому уделялось внимание. Участники церемонии не сидели и не безмолвствовали: они оказывали новому родственнику определенные знаки внимания, вели к приготовленному для него месту, произносили приветствия и поздравления и т. п.
Интонация возгласа проста: восходящий квартовый ход, а затем речитация на одной ноте с возвращением в конце фразы к исходному тону. Более развернутые мелодические формулы были характерны для «бадхонес» – пространных импровизационных выступлений бадхена, произносимых во время обряда усаживания невесты, при вручении подарков, а иногда и во время танцев. Это интонирование отличалось ладовой определенностью. Так, Леванда упоминает, что во время