Свадебный марш Мендельсона

Этот дом — моя родина, место моего рождения. Никаких неточностей, именно родина в ее изначальной степени. И двор — моя родина, и улица. Мне здесь знаком каждый камень, каждый оконный карниз. Всех жильцов от пятого до первого этажа я знаю наперечет. И они меня знают, выглядывают в окна, приветствуют меня. Улыбаются моей юности, грозят пальцем моему детству. Сколько лет прошло! Было время, мои воспоминания, лишенные разбега, умещались в пять — семь лет. А теперь… Страшно подумать, выговорить страшно: мне уже за тридцать. А дом, он будто не замечает времени. В те годы серый, обшарпанный, затем дом красили, он становился голубым обшарпанным, зеленым обшарпанным. Водосточные трубы — пустые шинельные рукава, скрывающие увечье. Они гудят в ветреную погоду, а в дождь… Нет, не в дождь, после дождя, когда потоки воды пролетели сквозь жерла труб, трубы сочатся, и кажется мне, дом плачет.

Я смотрю на мой дом и различаю сбоку от своего окна две выцветшие звездочки, корявые, но все-таки видимые отсюда, снизу. Оголтелые двенадцатилетние пацаны. Девчонки стоят внизу, запрокинув головы. Жмурятся от страха. Очередное сумасшествие. Во дворе не может быть межвластия — все решит спор. Надо пройти по карнизу четвертого этажа, спуститься по водосточной трубе на третий и возле своих окон, мы с Петькой соседи, нарисовать на стене красные звезды.

Мой дом, моя обетованная земля…

Здравствуй, дорогой. Ты получил аттестат? Теперь ты, как и мы, взрослый, самостоятельный. Хочешь закурить?

Ты поступил в институт? Это хорошо. Станешь начальником. В нашем доме живут разные люди. Кузнецы живут, литейщики живут. Швея, зубной врач. Музыкант. Труба играет, меня будит. Громкий человек. Учитель живет, три военных. Себя забыл. Я живу. Сапожник Сулейман. Вот видишь, какой дом. Ты станешь начальником. Старый Сулейман никогда не ошибается. Я тебя давно смотрю.

Скажи, а какой институт? Строительный? Я так и думал. Разве это дом? Грязный. Клопы есть, тараканы есть. Ты построишь новый дом. Мне дашь комнату на первом этаже. У старого Сулеймана ноги болят. Старый Сулейман много стучит. Первый этаж никто не слышит, одни камни в подвале.

Ты женился? Это хорошо. А где твоя жена? Почему ты не приведешь ее сюда? Мы порадуемся вместе с тобой твоему счастью. Или ты стыдишься показать ей свою колыбель, свой дом? А может, ты стыдишься нас?

Послушай Сулеймана, он тебе скажет правду. Сулейман потерял двух сыновей на войне, двух соколов, двух красных командиров.

Начальниками становятся, командирами становятся, мужьями становятся, а сыновьями остаются. Здесь ты всегда в одном звании — сын своей матери.

Куда же ты пошел, начальник?

Или старый Сулейман тебя обидел? Не обидел. Слава аллаху! Тогда зачем ты обижаешь Сулеймана? Старый Сулейман еще не все сказал. Дом совсем черный. Дом ремонтировать надо. У Сулеймана полы провалились.

…Мать стоит у окна и смотрит, как я ухожу. Я не оглядываюсь, хотя знаю точно: она так и будет стоять, пока я не сверну на Новослободскую.

ГЛАВА VII

— Старею, — сказал папа и купил участок.

— Лучше бы машину, — усомнилась сестра Лида.

— Машину хуже, — сказал папа. — Машина порабощает, а сад облагораживает. Зять архитектор, будем строить дачу…

Всем хорошо, и я не без дела.

— Участок — прелесть. Его надо приводить в порядок. Езда недалекая: минут сорок на электричке, — размышлял папа. — Удобно.

— Кому как, — без восторга заметила Ада.

Я в полемике не участвую. Мне дело найдено, я молчу.

— Десять минут ходьбы — и речка, — продолжал восторгаться папа.

— Два часа езды — и озеро, — вставляет сестра Лида.

— Вам не угодишь. Дети всегда неблагодарны — диалектика. А вот зять одобряет. Верно, зять?

Я в центре внимания. Смотрю на папу — встречаю улыбку. Смотрю на сестер — встречаю усмешку.

— Бывает и хуже, — говорит зять.

Положение можно считать чрезвычайным. Единственно, что не объявлен комендантский час, но это еще впереди.

На столе громоздятся справочники по садоводству, под столом — справочники по строительству. Старый дом, стоящий на участке, папу не устраивает.

— Дом должен быть современный, как ты считаешь?

— В старине есть что-то экзотическое, — замечаю я. — Прежний дом совсем неплох, кое-что подправить и…

Папа не дает мне договорить:

— Пессимизм никогда не был движущей силой общества. Экзотики достаточно — лес. Всего должно быть в меру. Ты делаешь индивидуальный проект. Мы разбираем старый и строим новый, современный особняк.

Удивительная эволюция. В папины годы рискованный демарш, но, что делать, придется подчиниться. По непонятным причинам папа все время советуется со мной. Я довольно быстро справляюсь с эскизами и выставляю их в папином кабинете. Все ходят, округлив глаза. Все восхищаются. Потом мы вместе разглядываем план. Папа разглядывает дольше других, ежеминутно тычет пальцем то в одну, то в другую точку:

— Это что?

— Холл.

— А здесь?

— Терраса.

— Скажи пожалуйста! А это?

— Лестница. Вверху библиотека, внизу гостиная.

— М-да. Этажей сколько?

— Ну раз есть лестница, два.

— А комнат?

— Шесть.

— И кухня?

— И кухня.

Папа снова склоняется над планом и начинает делать замечания: