Кто они? Этот человек зовет себя Учителем, но чему и кого он учит? Тех, кто носит длинные белые одежды и просит называть себя по именам?
— Ничего… — Эйда покачала головой. С трудом, но сдерживая слезы. — Это ведь не значит, что с ней что-то случилось⁈ — заледенела девушка.
— Нет, Эйда. Это значит лишь, что в тебе нет Силы.
— Чтобы это узнать, не нужно второй месяц смотреть в Зерцало… — девушка горько опустила голову. — Во мне никогда не было никакой Силы.
— Силы нет, — согласился Учитель. — Но есть еще твой материнский инстинкт. Что он говорит тебе?
— Что моя дочь жива… — Одна слеза все-таки вырвалась. Ползет по щеке. — Больше ничего…
— Ты сможешь узнать ее, если увидишь?
Сможет ли мать узнать собственного ребенка⁈ Да, да, да!!!
Но… как? А если — нет?
— Смогу…
Потому что если — нет, то дальше жить незачем…
— Подумай хорошо, Эйда, — знакомые нотки в мягком голосе. До боли знакомые.
— Да, узнаю, — уверенно подтвердила девушка. Не опуская глаз под проницательным взглядом Учителя.
Странные, чуть суженные глаза. Как у змеи…
— Сестра Марта поможет тебе собраться. Завтра мы едем искать твою дочь, Эйда.
— Вам известно, где она⁈ — на полдороге к двери окликнула его девушка. Все-таки решилась.
Он чуть поморщился… или показалось?
— Известно.
Плотно закрылась дверь, щелкнул замок. Эйду запирают «для ее же безопасности» — так сказал Учитель.
Скоро придет сестра Марта. Они здесь все — братья и сестры. Как в монастыре. Даже называют себя Братством.
Как Учитель смог узнать, где дочь Эйды? Сам посмотрел в другом Зерцале? Он говорил, что зачарованное зеркало — единственное в своем роде. Но Карлотта тоже
Во всяком случае, от нее «Учитель» ничего узнать не мог. Карлотте удалось скрыться. Еще там, в Лиаре…
Девушка забралась на узкую кровать, зябко обняла руками колени. Одну привычку Ирии старшая сестра все-таки переняла. Жаль, не самую нужную.
Эйду зазнобило — от тревоги, от предчувствия очередных неотвратимых перемен (к лучшему ли?), от невозможной надежды… И от понимания — ничего в подлунном мире не делается просто так.
Эти люди чего-то хотятот Эйды… или, скорее, от Мирабеллы. Потому что на свой счет старшая дочь Эдварда Таррента не обманывалась никогда. Беспомощна и бесполезна абсолютно. Обуза. Да, довольно хороша собой. Но не настолько, чтобы кто-то хоть пальцем пошевелил ради ее благосклонности. Получить ее тело легко и так. Она не сильнее любой другой бестолковой девицы. А ее чувства отродясь никого не интересовали. И вряд ли заинтересуют — раньше Южное море замерзнет.
Но эти люди, кто бы они ни были, — единственный шанс. Другого нет. Им, в отличие от Карлотты и леонардитов, Мирабелла хоть нужна
Сила… «Учитель» не в первый раз говорил о ней. Увы, Эйда — не банджарон и даже не шарлатанка. Нет у нее никакой Силы. И взяться неоткуда.
А притворяться можно и не пробовать — чего точно никогда не умела, того не умела. Да и зачем изображать уличную гадалку… если как раз нужна
И… Эйда действительно сначала поверила, что Зерцало поможет. Почти как в сказке. В доброй сказке, где всё всегда кончается хорошо. Или хоть что-то.
Куда они отправятся? Искать Мирабеллу… или просто Эйду опять решили сбросить с доски — как бесполезную фигуру? Смертника.
Хуже. От смертника в игре есть хоть какой-то толк.
— Творец, если ты есть… — беззвучно прошептала девушка, — дай мне увидеть и узнать ее, прежде чем меня убьют. Клянусь, я тогда умру счастливой и больше ни о чём не буду тебя молить! Творец, будь милосердным!..
Глава 7
Квирина, Сантэя. — Эвитан, Тенмар.
1
Помост плывет над людским морем. Над грязной человеческой лужей.
Помост выставляет на обозрение восторженной толпы четверых гладиаторов. Точнее — троих и одного.
Сержа после кровавых роз Тенмар от жребия отстранил — на неопределенное время. С одной стороны — хорошо (если не быть эгоистом). А с другой — в компании Эверрата и Керли больно уж неуютно.
— Да здравствует Анри Отважный!
Ну, от Тенмара чернь не дождется ни взгляда, ни жеста. Здесь у сантэйской черни и некоего Николса — шансы одинаковые.
— Слава Раулю-Здоровяку!
Керли даже не поморщился. Ему всё равно. Не как Анри — тот просто заставил себя привыкнуть. Еще бы — если когда-то Катрин Тенмар родила не двух близнецов, а трех. Первым вылетел Долг, а уже потом — Анри.
— Да здравствует Конрад-Красавчик!