Свадебный переполох (СИ)

Чернь жестока. До восстания Тенмар считался одним из самых блестящих кавалеров. Но с сединой подполковник выглядит куда старше своих лет, а Эверрат сейчас — в расцвете красоты. Еще года три назад Роджер обзавидовался бы… Как когда-то — Тенмару, Всеславу, Игнасио Веге…

— Да здравствует Роджер Тощий!..

Спасибо, ребята, вы — добрые… Почти как товарищи по казарме.

— Пролейте сегодня кровь! Во имя императора!..

Этого императора презирают меньше предыдущих.

Роджер украдкой огляделся — не видел ли кто, как он вздрогнул при слове «кровь»?

Конечно, заметил Эверрат. И не преминул презрительно скривиться.

Ревинтер поспешно отвернулся, мечтая провалиться сквозь землю. Или исчезнуть. А еще лучше — не быть!

— Эй, Николс, кровь — это ведь по твоей части?

Ну всё, теперь ехидный язык Эверрата не оставит самого бестолкового из Ревинтеров в покое.

— Конрад! — одернул подчиненного подполковник.

Роджер чуть усмехнулся. Тенмар — враг жесточе прочих. Его оружие — благородство.

— Пролейте кровь!.. Во имя…

Каждым безопасным боем на арене Ревинтер-младший обязан Анри. Первый же поединок с гладиатором — неэвитанцем Роджеру не пережить.

Что напишут на надгробии? Да ничего на общих могилах не пишут. А уж на выгребных ямах… Впрочем, нет — такого не допустит Тенмар. А вот Эверрат — спокойно. Как и отец — в отношении любого врага.

«Вот и конец Николсу — мерзавцу и мрази», — скажут эвитанцы. Кратко и справедливо. И до последнего слова верно.

«Кровь»… Роджер видел столько кошмаров, что научился их сортировать. В одних он нечеловечески мерз или умирал от невыносимой жары на раскаленных камнях. Реже (к счастью) снилась трясина. Безбрежная, омерзительно хлюпающая зловонная жижа затягивает по пояс, по грудь, по горло… Лезет в отчаянно сжавшийся рот, в уши, в нос… Мешает дышать! Залепляет глаза…

Грязь!

В детстве Роджер знал, что никогда не выберет военную службу. Как раз тогда по Лютене гремели ужасы о зверствах квиринских дикарей-наемников — на восточных окраинах Эвитана. Маленький Джерри ночами не мог спать. И искренне не понимал, как так можно? Они же люди!

Хотя уже знал, что люди тоже бывают разными. Даже самые близкие. Знал, но изо всех сил пытался от этого спрятаться. Не замечать. Жить — будто в его жизни чего-то не было вообще.

… Он ничего не видел! Ему тогда было три — в этом возрасте дети еще ничего не запоминают. И не понимают. Только путают и придумывают.

И потом, отец Роджера — не квиринский варвар-наемник. Он — не мог! Просто лестницу недавно вымыли. Проклятая змеиная лестница была скользкой! Мама упала сама. Отец просто не успел подхватить. Просто…

О наемниках Роджер услышал, когда ему было шесть. Почему именно тогда он отчетливо понял: было? Не привиделось. И ничего он себе не придумал. Кроме спасительной лжи о собственном отце, потому что иначе… не смог бы простить! А та лестница никогда не была скользкой…

Роджер и сам не знал, любил ли хоть немного мачеху. Нет, наверное. Просто жалел. Потому что видел, насколько ее не любят его старшие братья. И знал, что когда-нибудь она упадет с лестницы…

Не упала. Конь понес. Всегда смирная лошадка. Селия не была матерью Роджера. Не была даже близким ему человеком. Но тот зеленый луг, пестреющий летом от цветов, мальчик с тех пор видеть не мог.

Заливной солнечный луг в загородном имении. Запах живой травы и свежий ветер в лицо. Луг, где так хорошо скакать во весь опор…

… — Джерри… — Отец не собирался наказывать старшего сына, в чьей вине наверняка не сомневался.

Дети для Бертольда Ревинтера всегда на первом месте — что бы ни натворили. И теперь он хотел объяснить это младшему. Отец впервые в разговоре с Роджером подбирал слова. О смерти матери он когда-то сказал, не опуская глаз.

Роджер знал, что Селия ждала ребенка. Может, мама — тоже…

Нет, тогда отец пощадил бы ее до родов. Это сын Селии мешал. Его братьям.