– Вот теперь можно! – довольная собой, заявила Марна и первая нырнула в молочно-белую даль, прямиком к крыльцу. Мы устремились вслед за ней, стараясь не терять друг друга в плотном тумане, через который приходилось пробиваться с боем. В туманном саду звуки искажались: то казались ближе, чем есть, то шепот соседа звучал так, словно он не на расстоянии вытянутой руки, а за ближайшим поворотом.
И все шло как надо, пока я не споткнулась о корень дерева, торчащий из-под земли. Больно ударилась коленями и локтями и потеряла ориентацию в пространстве. Пошатываясь, поднялась на ноги, озираясь по сторонам, но вокруг был только белый туман, плотный и непроходимый. Что же делать?! Я подавила приступ паники, подступивший к горлу, и попыталась сделать шаг в сторону, затем обратно, пока не поняла – я понятия не имею, куда надо идти.
Возможно, я бы заблудилась в молочно-белой пелене и встретилась лицом к лицу с Астой и ее громилами-рыцарями, если бы не знакомая ладонь, пульсирующая упругим жаром, не схватила меня, притягивая ближе. Разглядев мое испуганное лицо сквозь туманную кисею, Лоркан улыбнулся с облегчением. Марна и Снорре ждали нас на крыльце, и едва мы появились из тумана, как тот начал медленно таять, обнажая фигурные кусты и высокие ступени, ведущие во дворец.
Никто не заметил как мы пересекли обширный княжеский парк, кроме фигуры, затаившейся в тени статуи Восьмого Дракона. Волна злобы, исходящая от нее, заставила нас сделать шаг назад.
– Стой, – приказал Снорре Марне, которая едва не оказалась под прицелом холодных глаз молчаливого наблюдателя, – а ты – иди сюда. Я тебя вижу.
Вейлин вышла из укрытия, покачивая бедрами и неприятно улыбаясь. От надменной, ледяной улыбки мурашки бежали по спине, и неизвестно было, ждала ли она нас здесь или просто удачно оказалась в нужном месте в нужное время.
– Думала, ты сдох, – без лишнего сожаления сказала она, окидывая Лоркана взглядом, – остриг волосы? Лучше бы, и правда, сдох.
На виске князя запульсировала жилка, глаза вспыхнули алыми искрами – казалось вот-вот и он прожжет в предательнице-сестре дыру, но Вейлин не выглядела напуганной. Раздосадованной – возможно, слегка раздраженной – вполне вероятно, но страха в ее синих глазах не было ни капли.
– Ты сделала все, чтобы я умер, – голос Лоркана звучал удивительно спокойно, он выступил вперед, показывая Вейлин безоружные руки, – я люблю тебя, как сестру, Вей. А Эрооло пытается тебя использовать, чтобы заполучить трон.
Вейлин истерически взвизгнула, топая ногами:
– Отец возвращает свое! Вергельд обманул его, ранил и изгнал! Отец просто хочет восстановить справедливость!
– Ты уверена? Он предатель и убийца, взгляни на него с другой стороны, Вейлин!
Вместо ответа Вейлин усмехнулась и взглянула через плечо:
– Эй, ты слышал? Мой отец – предатель и убийца, ха!
– Отлично слышал, – надтреснутый голос, который был мне отлично знаком, наполнил балюстраду, – но какое это имеет значение, если он уже одержал победу?
Никакого, подумала я отстраненно, наблюдая как из полумрака выползает чудовище. Когтистая, тощая фигура Кассади стала еще суше, как будто последние силы покидали колдуна капля за каплей, сухая потрескавшаяся кожа была покрыта уроливыми шрамами. Напоминание о факеле, которым я так неосторожно взмахнула в попытке защититься от нападения. А Вейлин смотрела на него такой теплотой и нежностью, словно встретила давно потерянного родственника: дедушку или дядюшку.
– Вот мы и встретились, – прошипел Кассади, нашаривая меня глазами, что горели желтым огнем и жаждой крови, – давай поиграем?
И он прыгнул вперед, целясь бритвенно-острыми зубами мне в горло…
Глава 31
Момент, когда Кассади обернулся зверем, я не заметила – только прыжок и блеск серебристой волчьей шерсти, жесткой и грубой. Колдун не устраивал спектаклей с постепенной метаморфозой, как тогда, в горах. Он намеревался отомстить за оскорбление, разорвав девицу, что изуродовала его, на мелкие кусочки.
Желтые бритвенно-острые клыки метили мне прямо в горло, грозясь вот-вот вонзиться в плоть, разбрызгивая вокруг алую кровь. Я представила это так явно, что практически ощутила щекочущую боль, пронзающую меня насквозь, от пяток до макушки. И в последний момент я зажмурилась, отсчитывая про себя короткие секунды до гибели – они тянулись мучительно долго. Выдержать взгляд горящих желтых глаз было невыносимо.
Зубы лязгнули у самого уха, а вслед за скрежетом раздался хруст рвущейся ткани и тошнотворный звук раздираемой плоти. Плечо обожгло болью, и она была куда реальнее, чем воображаемые страдания. Рукав мгновенно напитался кровью, отяжелел, а по запястью вниз покатились крупные и теплые капли.