Свалка

Подставив клочок бумаги под солнечный луч, пробившийся сквозь покрытое паутиной окошко у автомата, Юми прочла номер. Позади хозяин магазинчика швабрил пол, шаркая ногами и посвистывая какой–то давным–давно забытый рок. Она повернулась к нему спиной, взглянула на свое отражение в хромированной лицевой панели аппарата и набрала номер. Щеки ее побледнели; глаза были темны и страстны.

Ответил сонный женский голос. На секунду Юми лишилась дара речи. Нет, она вовсе не полагала, что Ричард Уилсон обязательно одинок; взаправду — она вовсе не думала на эту тему, но тем не менее была удивлена.

— Алло, — сказала она. — Я хотела бы поговорить с… Джимом.

— Его сейчас нет. — Женщина подавила зевок. — А кто говорит?

— Меня зовут Юми. Он просил позвонить, если у меня будет, что сообщить. И теперь у меня есть сообщение — очень важное. — Она слышала свой собственный, такой решительный и серьезный голос и от всей души желала обойтись как–нибудь без этого всего.

— Боюсь, что не знаю, когда Джим будет дома. Он звонил вчера вечером и сказал, что у него сломалась машина. Поэтому он остановился где–то по дороге, пока не сможет ее починить. Пауза. — Может, я смогу помочь? Джим держит меня в курсе большинства своих дел.

— Вы — его жена? — Юми не смогла сдержать свое любопытство.

— Да. — Она, похоже, не оскорбилась; говорили с легкостью, беззаботно, словно считала любопытство самой естественной человеческой чертой.

Юми лихорадочно размышляла. Как же быть?

— Наверное, я позвоню еще раз, но попозже, — сказала она. — Передайте, что звонила Юми; только, пожалуйста, пусть он мне сам не звонит. Это очень важно.

— Хорошо.

— Я могу узнать, как вас зовут.

— Шерон.

— Хорошо; спасибо, Шерон. Я перезвоню ближе к вечеру.

Shutdown [Закрытие]

Как ни страшно было звонить, гораздо страшнее было возвращаться теперь домой. Никакой реальной причины для страхов не было они возникли в ее сознании просто так, из ниоткуда, и по мере приближения к куполу все сильнее сжимали свои объятья.

Войдя в купол, она увидела отца, поспешно набивающего бумагами чемодан. Лучи утреннего солнца наискось прорезали жилую половину, и золотистые пылинки клубились в их свете, разлетаясь в стороны от бумаг, которые сортировал отец, отбирая лишь некоторые, а прочие отбрасывал. Она смотрела на него и размышляла, что же он такое затеял и отчего в куполе так тихо. Затем поняла — почти все компьютеры были отключены.

Он почувствовал ее присутствие и поднял на нее пронзительный, подозрительный взгляд.

— Юми! Где ты была?

Они тут же почувствовала свою вину, точно отец способен был читать ее мысли, либо каким–то образом подслушал звонок. Он был настолько всеведущ, — порой казалось, что для него нет ничего невозможного.

— Я спускалась в магазин, — ответила она, удерживая на лице маску скромности и тщательно скрывая свои чувства.

— Зачем? — Он, не отрываясь, смотрел на нее.

Юми почувствовал себя непроходимой дурой — даже не догадалась что–нибудь купить… Так вот и стой теперь перед ним с пустыми руками…

— Просто захотелось прогуляться.

— Что ж, рад, что ты, наконец, вернулась. Мы уезжаем. Он бросил в чемодан поверх бумаг что–то из одежды. — Тут кое–что произошло. Я связался с моими друзьями из «Крайоник Лайф». Мне нужно лечь в больницу в Лос–Анджелесе не завтра, а еще сегодня. Если мы выедем через 15 минут, я как раз успею по пути забросить тебя в аэропорт. Я взял тебе место на рейс, отлетающий к Гавайям сегодня, в семь вечера.

Она безучастно взирала на него. Так всегда: сколько бы ни старалась она предсказать заранее его настроения и требования, он всякий раз выкидывал такое, отчего она терялась и цепенела.

— Что случилось? — спросила она. — Это из–за твоего рака?

— Рака? — Он, казалось, был сбит с толку; затем в нетерпении покачал головой. — Нет, дело совершенно в другом.

— Что–то случилось в той лаборатории? — Хотя сейчас воскресенье, люди внизу часто работают сверхурочно.

Он махнул рукой.

— Нет времени все это обсуждать. Извини. — Он отвернулся к той компьютерной системе, что все еще работала, и принялся отключать ее, бросив через плечо:

— Пожалуйста, собирайся не медля.

Она спустилась в одно из кресел, заваленных бумагами. Теперь понятно, почему она постоянно чувствует себя ребенком рядом с отцом — он всегда обращался с ней, как с ребенком.

— А что, если я не готова к отъезду?

Он медленно обернулся, прокручивая ее слова в голове, пытаясь уловить их смысл.

— Это дом — мой, — раздельно, слово по слову, сказал он, взирая на нее, как на безнадежную дуру. — А ты, Юми, моя гостья. Вчера ты подписала документ, в котором отказалась от всех прав на собственность. И не имеешь никаких оснований оставаться здесь после моего отъезда.

Она тихо, с отвращением, фыркнула.

— Конечно, конечно, ты прав. Я действительно, как ты сказал, не имею никаких оснований. Твое жилье, твоя жизнь, тебе и решать, а чего бы ни хотела я — все вздор. — она поднялась и направилась в свою комнату. — Так что ты не беспокойся, я буду готова вовремя. Я не смогу вынести, если заставлю тебя ждать отец.

Unloaded Zone