«Застрелю! – выстрелила в мозгу старая мысль и, невольно залюбовавшись точеной головкой жены с детскими завитками на висках, подумал с сомнением: – Не в голову – в сердце?»
Эту опасную, чреватую смертоубийством ситуацию прервала вернувшаяся в кабинет Юля. Изо всех сил стараясь быть спокойной и даже равнодушной, моргая красными проплаканными глазами, она сообщила Челубееву, что к нему полно народу пришло.
– Кто? По какому вопросу? – раздраженно бросил Челубеев, переживая увиденное.
– Этот… Электрик… Сорока прозвище… Насчет проводки… И эти… насчет этой… как там она у вас называется, – стала объяснять Юля, забывая не нужные ей слова и раздражаясь.
Челубеев смотрел на секретаршу и ждал.
– Олимпиада? – вспомнила Юля и брезгливо поморщилась. – В здоровом теле что-то там…
– Динамиада! – поправляя, рявкнул Челубеев. – Главное не можешь запомнить? «В здоровом теле – здоровый дух!» Динамиада – поняла?
«Не поняла и понимать не собираюсь!» – таким был возмущенный, хотя и безмолвный ответ секретарши своему непосредственному начальнику. Юля оскорбленно вскинула остренький подбородочек и вновь ушла, громко хлопнув дверью.
«И ведь не уволишь, – с тоской подумал Марат Марксэнович. – Вот как родственников на службу брать».
Два слова о вышеупомянутой Динамиаде. Так назывались ежегодные соревнования, которые Челубеев сам придумал, сам организовал, сам же в них участвовал, неизменно побеждая. Сегодняшняя «пятиминутка» и была посвящена решению связанных с ней вопросов, но, как всегда в таких делах бывает, остались нерешенные.
Наверное, не стоило упоминать девиз соревнований, потому что все находящиеся в кабинете сразу вспомнили о здоровье Светланы Васильевны, что же касается сестер, то они о нем не забывали, не глядя, но подглядывая – исследуя Светку внимательно и неотрывно.
– Ну и где? Я ничего не вижу, – шептала Людмила Васильевна, и Наталья Васильевна пожала плечами, мол, и я тоже ничего.
И в самом деле ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало лишаи, на открытых участках тела Светланы Васильевны не обнаруживалось, и, судя по внешнему виду, по тем же глазам, не было у нее никаких лишаев и на закрытых участках – ни спереди, ни сзади.
Женщина в теле, но с тонкой душевной организацией, Светлана Васильевна не могла не почувствовать этого внимательного взгляда и, торопливо окинув взором себя и одернув юбку, обратилась с вопросом к сестрам:
– В чем дело, девочки?
Девочки переглянулись, всё уже поняв, усмехнулись, и бесстрашная Наталья Васильевна, ткнув презрительным взглядом в Челубеева, переадресовала вопрос:
– Это ты у своего благоверного спроси.
Светлана Васильевна перевела недоумевающий взор на мужа и потребовала ответа:
– В чем дело, Марат?
Вначале пораженный красотой своей жены, а затем ушибленный ревностью к ней, Челубеев совершенно забыл, в какие дебри забрался, стараясь насолить незваным гостям, но мгновенно все вспомнил и тут же попытался из них выбраться.
– В чем дело? – задорно переадресовал он вопрос сестрам, а заодно и всем остальным. – Не знаю, в чем дело… А, я понял! Я вам про Машку рассказывал, а вы про Светку подумали… Да? Про Светку подумали?
– Что подумали? – вновь обратилась Светлана Васильевна к сестрам.
– Что у тебя лишаи! – выкрикнула, не выдержав, Людмила Васильевна.
– Кто… Кто сказал? – никак не могла взять в толк растерянная, ничего не понимающая Светлана Васильевна.
Людмила Васильевна только развела руками, не находя в себе сил на эту тему говорить, и тогда хладнокровная Наталья Васильевна, с трудом себя сдерживая, сообщила.
– Марат Марксэнович сказал нам, что ты срочно поехала в больницу, потому что у тебя на теле высыпали лишаи.
– Спереди еще ничего, а сзади страшное дело! – возмущенно добавила Людмила Васильевна, и в подтверждение ее слов Наталья Васильевна кивнула и отвернулась от Челубеева, всем своим видом показывая, что не желает больше этого человека видеть.
Потрясенная Светлана Васильевна не успела перевести на мужа взгляд, как он сам заговорил – весело и беспечно:
– Так и подумали? Ну вы даете! Я им про Машку рассказывал, что у нее лишаи, а они подумали, что у тебя! – Марат Марксэнович говорил, не переставая, не решаясь смотреть в сторону жены и обращаясь почему-то к о. Мартирию, как будто один он мог его сейчас понять и поддержать.