СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова

Общаясь с Шестопал ом, я неоднократно сталкивался с тем, что мы вкладываем разный смысл в одни и те же слова. Но на этот раз я решил не полагаться на собственные знания и раскрыл словари, чтобы понять, какое же значение Николай Иванович вкладывал в словосочетание «аналитическая работа». Сверился со «Словарем русского языка» С.И. Ожегова (М.: «Русский язык», 1984. С. 24). Легче не стало — Ожегов расшифровывает слово «анализ», как «метод научного исследования путем рассмотрения отдельных сторон, свойств, составных частей чего-нибудь» или «всесторонний разбор, рассмотрение».

Симптоматично, что, пытаясь найти предлог не отвечать на мой запрос, Шестопал назвал «аналитической работой» то, что таковой не является. Перечисление выданных дел и дел, не выданных, не требует никакого анализа. Анализ — это те выводы, которые я смог бы сделать, получив этот перечень и увидев, что меня вводили в заблуждение.

Оставался неразрешенным вопрос и с картотекой: Шестопал должен был каким-то образом оправдать утаивание от меня картотеки. Объясняя свое нежелание подпускать меня к картотеке, он провозгласил, что «новые алфавитные карточки, которые хранятся совместно со старыми, как и сами личные дела, носят конфиденциальный характер», и сослался на Федеральный закон № 125 — ФЗ от 22.10.2004 г.

Открыв упомянутый Закон «Об архивном деле в Российской Федерации», я выяснил, что в его тексте ни разу не встречаются слова «алфавит», «картотека», «конфиденциальный» и «характер». Более того, в пункте 1 статьи 24 сформулировано нечто прямо противоположное утверждению Шестопала: «Доступ к архивным документам обеспечивается путем предоставления пользователю архивной документации, справочно-поисковых средств и информации об этих средствах, а также подлинников и (или) копий необходимых ему документов».

Придумал Шестопал и другое казавшееся ему логичным объяснение: «Допуск исследователей к постоянно пополняющейся алфавитной картотеке на генералов и офицеров не разрешен, в связи с неопытностью исследователей в работе с картотекой и возможным нарушением ее системного характера (случайная закладка алфавитных карточек не на свои места, это значит потеря личных дел)» [NB! Стиль документа сохранен. — Г. Р.].

Пришел бы архивист Шестопал с такой прогрессивной идеей в Румянцевскую или Публичную библиотеки, чтобы предложить их руководству запретить читателям работать с картотеками, и, подозреваю, понимания бы не встретил, даже если бы стал выражать опасения, что посетитель может «случайно» положить алфавитную карточку не на свое место. Кстати, от этого риска картотеку можно уберечь с помощью одного небезупречного (если захотят карточку вырвать, то вырвут без усилий), но в целом действенного приема: карточки следует нанизывать на продольно расположенный в ящике штырь.

Кстати, так ни разу и не побывав в этой картотеке, я не могу полагаться на слова Шестопала: его декларации неоднократно противоречили действительности, так что не удивлюсь, если все эти карточки благополучно нанизаны на продольные штырьки и извлечь их из ящика невозможно.

Я был тронут тем, что, зная о моем к тому моменту уже 10-летнем стаже работы в различных архивах, архивист высказал опасение в том, что я по «неопытности» стану «случайно» закладывать алфавитные карточки не на свои места. Но и на этот случай было обоюдоприемлемое решение — запустить меня в картотеку в присутствии сотрудника.

Увы, этот вариант Шестопалом и не рассматривался, так как означал бы его легко прогнозируемый проигрыш и капитуляцию. Казалось бы, что могло воспрепятствовать именно такому решению, если он сам сообщил мне в цитируемом письме, что «к работе с картотекой допускаются только опытные, подготовленные сотрудники — картотечницы и два постоянных исполнителя писем и запросов».

Именно в их присутствии меня следовало препроводить к соответствующим ящикам картотеки и, усадив за рабочий стол, сказать: проверяйте и убеждайтесь в том, что мы от вас ничего не скрываем. Очевидное решение не устраивало Шестопала, и, делая ситуацию патовой, он исключал саму возможность моего появления в картотеке: «Другие лица в картотеку не допускаются».

Между тем, утверждая в пункте 3 этого же ответа № 5/2313, что алфавитная картотека «создана/…/для внутреннего поиска», Шестопал не сослался ни на какое положение, регламентировавшее бы функционирование этой картотеки в режиме, закрытом для исследователей. Соответственно, Шестопал позволил себе удобную ему интерпретацию, которая позволила бы, вопреки законодательству, отказать исследователям в доступе к ней.